— Судя по твоей интригующей интонации — кровь не Коростылева? — медленно предположил Кирилл. Милованов кивнул.
— Не его. Он далеко лежал, в салоне. А бумажку в кабинете нашли. И, если верить первоначальной экспертизе, кровь двух видов, группы А, резус положительный, и группы А, резус отрицательный, причем в первом случае кровь мужская, а во втором — женская. Совсем как у убиенных Панарина и Богаченко. Надо на генетическую экспертизу отправлять, чтобы убедиться в этом.
Кирилл вдруг вспомнил слова Саши. Перед тем, как она отправилась на консультацию к Коростылеву, из кабинета вышла некая баба в платке и шубе. И хотя никаких записей от ее визита не осталось, он готов был дать голову на отсечение, что посетительницей была свидетельница Алевтина Никишина, обнаружившая трупы в электричке, и что самое интересное, какое-то время пребывавшая в вагоне одна. Если, конечно, не считать двух покойников.
Что мешало ей подобрать пропавшую шкатулку? Ничего. Кирилл порылся в кармане, вынул телефон и, найдя в нем фото, любезно предоставленное вдовой Панарина, показал его Милованову.
— Скажи, вот такая шкатулка могла быть в свертке?
Дмитрич откинул голову назад, прищурился, затем ловко приблизил изображение и утвердительно кивнул.
— Вполне. За размер я, конечно, сказать не могу, но вот эта выпуклость от замка очень похожа на ту, что оставила след на бумаге. Так что ищи бабу и шкатулку, Киря.
— Угу. Или ее содержимое, — раздосадовано произнес Миронов, второй раз почувствовав себя растяпой. — Протасову придется сказать, иначе как санкцию на обыск взять? Я не сильно тебе наврежу?
Милованов замахал руками.
— Да Господь с тобой! Иди, конечно. Но экспертизы он от меня раньше положенного срока не дождется, так ему и передай, — сурово подытожил он.
Глава 17
Высотка, унылая, серая, с многочисленными потеками на стенах, подпирала такие же хмурые небеса. Никита задрал голову, с сожалением оглянулся на криво припаркованную машину, где было тепло и пахло синтетической елкой, и отважно шагнул на мокрую от тающего снега дорожку.
Вычислить дом, где обитала Анжелика, оказалось несложно. Гораздо сложнее — этаж, и квартиру. Никита с надеждой поглядел в сторону подъездов: не сидят ли там вездесущие старухи, точно знающие, сколько, по их мнению, в доме проституток и наркоманов. Но мокрые лавки были пусты. Во дворе было на удивление пустынно, только по краю детской площадки хмурая мамаша обреченно катала детскую коляску, туда-сюда, туда-сюда. Колеса чуть слышно поскрипывали. Над мамашей, словно воздушный змей, парил серый мусорный пакет, пока потоком воздуха его не отнесло в сторону и не прибило к земле.
Мамашка, пухлощекая, румяная, на вопрос Никиты ответила отрицательно и по фото Анжелику не опознала. Пришлось прибегнуть к дедукции. Никита внимательно изучил фото в телефоне, обошел дом, прикинув, что интересующая его квартира находится на пятом или шестом этажах, и стал внимательно вглядываться в окна, пока в одном не увидел похожие шторы. Приободрившись, он побежал к подъезду, перепрыгивая сизые полыньи луж.
В подъезде он окончательно убедился, что не ошибся, проходя мимо исчерканных маркером стен, благо Анжелика изрядно облегчила поиск, предоставив кучу подсказок в этом квесте. Никита сверился с фото, усмехнувшись, что раньше никому и в голову не пришло бы фотографироваться у каждой стены.
«А ведь я постарел, — с удивлением подумал он, бегло оглядев витиеватое псевдо-графитти, выполненное черным маркером и чем-то бурым. — Я уже говорю: «в наше время так не делали». Скоро сяду на лавку у подъезда и начну чесать языком с окрестными бабками, грозя молодежи клюкой. Может, и Юлька окажется рядом, беззубая и седая, со своим отточенным змеиным языком. К тому времени вся острота ее язвительных речей скатится в маразм, и будет перемежаться матом!»
Представив Быстрову седой, старой и беззубой, Никита невесело рассмеялся.
Дверь, рассохшаяся, из ребристых, покрытых старым лаком плашек, явно была та самая. Никита позвонил и прислушался. В квартире чирикал канареечный звонок, но больше не донеслось ни звука. Шмелев надавил на звонок снова, и уже не отпускал, чувствуя, как тает надежда. Хозяева либо затаились, либо действительно отсутствовали.
После очередного звонка за соседской дверью завозилось, зашевелилось нечто тяжелое, а затем замки лязгнули, приоткрыв щель в берлогу, откуда высунулся длинный морщинистый нос. Старуха неприветливо зыркнула на Никиту и произнесла скрипучим, как несмазанная калитка, голосом: