— Шкатулка из мастерской Ружа, антикварная. У Чебыкина штук сто таких. Ваш журналист собирался об его коллекции писать! — взвизгнула в ответ Агафонова.
Саша застыла. Вот оно!
Теперь она нисколько не сомневалась: убийство Коростылева, исчезновение Лики, отравление Никиты и чайная шкатулка из дома криминального авторитета — звенья одной цепи. Но все это меркло по сравнению с состоянием Шмелева, брошенного в районной больнице на произвол судьбы. И представив его там, беспомощного, отрезанного от мира, возможно уже прооперированного, с желтыми йодистыми пятнами на бинтах, Саша едва не взвыла от отчаяния.
Все ее попытки быть независимой, выкинуть из головы этого легкомысленного болтуна с вечно торчащими волосами, пронизывающими голубыми глазами, нервными пальцами, бархатным голосом, полетели к чертям. Она его любила, несмотря на старательно выстроенную стенку из гордыни и женской глупости, и готова была лететь за ним куда угодно, по-бабьи прощая ни в чем не повинному мужчине всю свою глупость и все свое предательство.
Никита валялся на больничной кровати и чувствовал себя прескверно.
Чем потчевал его Чебыкин, врачи так и не сказали, оставив объяснения полиции. Подвергнув Никиту унизительной процедуре промывания желудка, доктора отправили его в палату на шесть коек, где кроме Никиты обитали только двое: бодрый дедок с язвой и маявшийся после аппендицита мужчина лет сорока. Поскольку действие подсыпанного препарата еще сказывалось, Никита рухнул на вонючие простыни и мгновенно уснул.
Вечером его разбудили, попросили пройти в процедурную, где хмурый Миронов задал ему несколько вопросов, ничуть не поверив про то, что Никита случайно увидел в музее шкатулку и нашел повод подобраться к главарю михайловской братвы.
— Олжас погиб, — безжизненно сообщил Кирилл. — Так что притормозите свою розыскную деятельность, я вас прошу.
— Почему ты обо мне говоришь во множественном числе? — спросил Никита. — Если ты про Юльку, то она вообще никуда не лезет.
— Угу. Свежо предание… Никит, оставь это дело тем, кому по должности следует им заниматься. Диктофончик, мы, кстати, изъяли, как только запись перекинем, вернем. Может, удастся прижать Чебыкина. Хотя ты же не будешь на Лешу Сизого заяву катать, верно?
— Не буду, — мрачно ответил Никита, думая, как бездарно провалил задание.
Оставив Никиту в отвратительном настроении, Миронов ушел. Утром, после обхода, дежурный врач сообщил, что, возможно, если полиция не будет против, Шмелева выпишут, чему тот несказанно обрадовался, выпросил у соседа зарядное устройство к сотовому и, увидев кучу пропущенных звонков, не задумываясь, набрал Быстрову.
— Господи, ты живой? — испугалась она, узнав, что произошло. — Говори, где эта больница, я сейчас приеду.
Добиралась Юля долго. Никита успел соскучиться, прочитать по диагонали оставленную кем-то книжку Майна Рида «Всадник без головы», позавтракать теплой, жидкой манной кашей и компотом из сухофруктов, еще немного поспать, и даже дождаться выписки. Юля явилась около четырех, когда Никита, получив добро от врача, собирал вещи.
— Ты совершенно зеленый, — с порога заявила она. — Точно все в порядке? Говори, что тут с тобой делали. А то я у врача спрошу…
— Не надо ничего спрашивать, — испугался Никита, подумав, что ей расскажут про клизму. Юля обвела взглядом присутствующих, заметно приосанившихся под взором черноокой красавицы. — Все, что мне сейчас нужно, это свалить отсюда. И еще пожрать.
— А тебе не вредно?
— Юль, меня снотворным напоили, а не мышьяком. Ничего со мной не будет. Поехали! — рассердился Никита, схватил рюкзак, шагнул к дверям и замер.
В дверях стояла Саша. Никита глухо простонал. А Саша перевела радостный взор с него на Юлю, и улыбка сразу стухла. Две женщины молча стояли друг напротив друга, сжигая друг друга взглядами, а затем Саша, не выдержав, кинулась прочь.
— Вы как Исидора Коварубио и Луиза Поиндекстер, — буркнул Никита.
— Ты что, не побежишь ее догонять? — удивилась Юля.
— Не побегу, — вздохнул он. — Набегался. Поедем отсюда скорее. Мне кажется. Я весь провонял этим смрадом. И есть хочу. Жизнь — есть жизнь, в ней нет места хэппи-эндам. Настроение такое — впору в петлю, еще Сашкиных обид мне не хватало…
В ресторан Юля повезла Никиту уже после того, как доставила его домой. Сбросив пропахшие больницей вещи, он затолкал их в стиральную машинку и долго мылся, пока она без особого интереса давила на кнопки телевизионного пульта. В новостях традиционно радовались укреплению рубля, аж на целых ноль и две десятых процента, и эта напускная радость бесила еще больше откровенного нагнетания обстановки. Юля покричала Никите через дверь, что можно пообедать и дома, она может по-быстрому что-то приготовить.