— Рус, плен — выходи! Выходи!
Никто не отозвался. Гитлеровцы принялись обыскивать убитых.
Тяжело раненный лейтенант застонал. Фашист поднял автомат. Раздалась очередь. Смирнов, вздрогнув, замер. Обшарив его карманы, фашист нагнулся над Тропининым. Сняв часы, быстро сунул их в френч. Вытащив записную книжку, полистал ее, хотел швырнуть в сторону, но, обернувшись к неподвижно стоявшему высокому немцу, насмешливо сказал:
— Курт, возьми! — и бросил книжку. Она пролетела над лежащим Тропининым. — Ты изучаешь их язык, попробуй прочесть.
Курт Винер на лету поймал записную книжку и, подойдя к свету, падавшему из амбразуры, перевернул несколько страниц.
— Санит, — вслух прочел он слово, написанное более крупными буквами, и еще полистал страницы. Увидя формулу какого-то химического соединения, подумал: «Химиком, наверное, был». Ему захотелось взглянуть в лицо русскому, который, как и недавно погибший на русском фронте брат Курта, занимался химией. Курт подошел к Тропинину, направил на него луч фонарика.
Русский был еще совсем молодым, и Курт Винер опять подумал, что примерно столько же лет было и его брату. Они даже чем-то похожи друг на друга… Только у русского не белесые, как у брата, а черные волнистые волосы. Вдруг русский открыл глаза. Курт Винер отшатнулся.
— Пить, — тихо попросил Тропинин, не понимая, где он находится.
Курт невольно потянулся к фляге, но в это время сверху закричали:
— Эй, Курт! Выходи! Ты что, думаешь после нас еще что-нибудь найти?! — И несколько человек громко захохотали, а кто-то из них заглянул в полуподвал.
Держа в руках записную книжку русского, Курт Винер торопливо побежал наверх.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Отгремела война… Курт Винер после окончания войны вернулся из плена в Западный Берлин. Дом, в котором он жил до войны, был разрушен, семья ютилась в подвале.
На вопросы жены, как ему жилось в плену, Курт отвечал так, будто многого, что было с ним в России, не понимал.
— Нам выдавали продукты такие же, как и советским рабочим… и по той же норме.
— Не может быть?! — удивлялась жена.
— Да, да! Все зависело от того, выполнишь ты норму работы или нет. Сделаешь больше — продуктов больше получишь…
На третий день после возвращения домой Курт отправился искать работу. Город лежал в развалинах. Дома, сотни лет служившие добрыми убежищами людям, грудились огромными кучами щебня. Искореженные бомбами и пламенем железные балки крыш и междуэтажных перекрытий переплетались в воздухе, словно щупальца чудовищ, сцепившихся в смертельной схватке. Задымленные проемы окон казались провалившимися глазницами мертвецов. Иссеченные осколками стены, вспоротые бомбами шоссе и тротуары, изрешеченные пулями зеркальные витрины магазинов — все кричало о войне. По улицам двигались бронемашины, будто приглядываясь черными зрачками пулеметов к редким прохожим. С бешеной скоростью мчались воющие полицейские машины. В них с белыми галунами на мундирах, в фуражках с высокими белыми тульями, в белых перчатках восседали чины военной полиции западных стран.
… Курт поздно вернулся домой. Работы он не нашел.
Через несколько дней Курт, захватив кое-что из носильных вещей, отправился к рейхстагу. Вскоре Курт затерялся в многолюдной толпе.
Здесь, у гранитных колонн и ступеней сгоревшего рейхстага международные спекулянты торговали всем: пудрой, перчатками и картинами Лувра. Жители западного сектора Берлина тут же за продукты отдавали носильные вещи солдатам западных армий. Добротное пальто шло за килограмм хлеба, костюм — за фунт чикагской конской колбасы. Жителей восточного сектора Берлина было меньше, там всем, кто работал, выдавали продукты по карточкам.
Курт, перекинув через руку пальто, остановился около американца. У того на оголенной по локоть руке стучали около десятка разнокалиберных часов. Он громко зазывал покупателей, и резкий голос американца выделялся, в шуме толкучки. Курт засмотрелся на него. Вдруг кто-то тронул Курта за руку, он обернулся. Рядом стоял чуть ниже его ростом прилично одетый мужчина. Щупая пальцами материал пальто, он опросил:
— Продаете? — глаза его быстро обежали серо-синий мундир бывшей германской армии, в который был одет Курт.
— Меняю, — ответил Курт и тихо добавил: — На продукты.
— Жаль. Я, пожалуй, мог бы его купить, мне нужно пальто, — он оглянулся по сторонам, понизил голос до шепота: — Скоро зима, а вернулся я в шинелишке…