Сын рабочего, погибшего во время фашистского путча, он не пользовался доверием у гитлеровских властей. До войны ему жилось трудно, поэтому он недолго думал, когда зимой 1941 года немецкие армии покатились назад — Винер бросил оружие и сдался в плен русским. Курт вспомнил свое пребывание в России, и ему становилось стыдно за свои измышления о насилиях над ним в плену. Причиной этому — желание получить работу. Как поступил бы этот русский? Винер всматривался в Тропинина. На что он надеется? Кто поможет ему, если о нем никто не знает на воле? Почему он был закован в кандалы?
Было столько неясных мыслей, что сон не шел к Курту.
А как бы поступил русский на его месте?.. Где он рос, кто его отец, мать? Не ответит ему русский, не верит он Курту. Почему? Ведь он тоже хочет, чтобы восторжествовала правда… Мучил Тропинин людей, а признаваться не хочет. Вот он, Курт Винер, и решил добиться его наказания.
Курт тяжело приподнялся на койке.
Разве пошел бы он на то, чтобы быть здесь, если бы не боялся потерять работу?.. Нет. Конечно, нет! А что сделают с ним, если он не выполнит поручения?
Винеру стало страшно.
Русские, не имея куска хлеба, отказывались идти на работу к немцам. Тропинин никогда не заговорит с ним, и тогда… Курт Винер вспомнил, как исчез переводчик из лагеря для перемещенных и его жена до сих пор не знает, где он, что с ним случилось. А может быть, и он, как Курт, был послан?
На следующий день Винер несколько раз пытался заговорить с Тропининым. Попытки оказались неудачными. Вечером Курта утащили охранники, а через час его снова втолкнули в камеру — избитого, окровавленного. Закусив губу, он поднялся, сам дошел до койки, привел себя в порядок.
Два дня Курт не задавал Тропинину никаких вопросов. Тяжелая складка, залегшая у переносицы, с каждым днем становилась резче, глубже.
За эти дни Тропинина несколько раз водили на допрос.
— Я требую передачи меня Советскому Командованию, — неизменно отвечал Борис Антонович. — Больше ни на какие вопросы отвечать не буду!
Как-то ночью, когда Тропинин разделся, чтобы заняться гимнастикой, Курт подошел к нему и, волнуясь, показал на запястья:
— Это в Майданеке?
Тропинин повернулся к нему. Это уже был не тот человек, за которым он наблюдал первые дни. В глазах немца исчезла злоба, недоверие, в них был только испуг за какую-то непоправимую ошибку.
— Да, — коротко ответил Тропинин и добавил: — Сперва в Освенциме, а потом в Майданеке.
— А это? — указал он на шрамы на руках.
— В Освенциме.
Курт Винер резко отошел, лег на койку и отвернулся к стенке. Потом повернул голову, спросил:
— Долго… они вас… мучили?
— До сих пор, — Тропинин быстро накинул на плечи тюремную полосатую куртку, подошел к Винеру. — Расскажите о себе, — попросил он, — только как можно тише.
Курт, волнуясь, спеша и поэтому сбиваясь, рассказал об отце, своей довоенной работе, о погибшем брате, о плене в России, потом о службе в бюро…
Крузе внимательно слушал Винера. И с каждым словом немца у него улучшалось настроение. Русский заговорил! Было чего улыбаться.
— По словам русского, — рассказывал Винер, глядя на улыбающегося Крузе, — металл, из которого можно добыть синий луч, есть в Германии. Фашисты привозили ему кусок породы с вкраплениями металла.
— Как называет он металл?
— «Санитом» — в честь сына, а какое название ему дали в России, он не знает, — Курт наклонился, прошептал: — Господин Крузе, я не могу быть с ним… Я боюсь его! Пошлите кого-нибудь другого!
— Нет, нет, Винер, — улыбался Крузе. — Вы должны довести дело до конца. Он поверил вам, действуйте осторожно. Что говорил он еще?
— Я вас прошу, — прижал руки к груди Винер. Я так соскучился по семье.
— Хорошо. Свидание с семьей мы вам устроим. Где предполагает Тропинин наличие металла в Германии?
— Фашисты привозили его из Верхней Силезии… — прошептал Винер. — Он сказал тогда, что это не «санит».
Крузе быстро встал, подошел к стенке, отдернул штору и принялся разглядывать карту.
— Так, — забывшись, проговорил американец. — Эти районы… Хорошо… Туда самолетом… — Он резко обернулся к Винеру, смерил его с ног до головы взглядом, строго сказал: — Сейчас мы вызовем на допрос Тропинина, продержим его здесь час. Хватит вам часа для свидания с семьей? Русский не будет знать о вашем отсутствии. Но потом вы будете опять с ним. Кстати, передадите жене вот это, — Крузе бросил на стол пачку марок. Он пристально посмотрел в глаза Курту, тот выдержал взгляд. — Вы пойдете не один, вас будут охранять. Жена не должна знать ни о поручении, которое вы выполняете, ни о сопровождающих.