Пока я сижу под меткой, которую намалевал в начале пути, и думаю, как вырваться из лабиринта, мне в горло упирается клинок. Поразительное дело! Я понятия не имею, откуда он взялся. Я просто поднимаю голову и вижу маленькую фигурку, до ушей замотанную в тряпьё того же оттенка, что и стены. Ресницы у этого явления присыпаны пылью. А глаза светлые, почти прозрачные. И весьма настороженные.
— Ты человек, — выдыхаю я потрясённо.
С ума сойти! Они существуют! Я бы меньше удивился дракону.
— Ты идиот? — подозрительно уточняет фигурка, и клинок больно царапает кожу.
По-моему, это даже не меч — больше похоже на шампур, такие штуки, на которых жарят мясо. Но всё равно лезвие колется, и я осторожно проталкиваю ладонь между остриём и своей шеей.
— Не пускай здесь кровь, — даю я совет, — мало ли, кого приманишь!
Этот резон действует. Лезвие немного отодвигается и застывает, чуть подрагивая, на уровне моих глаз.
— Кто ты такой? — спрашивает суровый незнакомец. — Я давно иду по твоим знакам, имей в виду.
И что тут иметь в виду? Отдельные слова я разбираю, но суть ускользает. У незнакомца странный выговор. У него или у неё. Мне думается, это ребёнок.
— Я живу на маяке, — отвечаю я как можно яснее, — я впервые ушёл с берега. Знаки рисовал, чтобы не заблудиться.
Фигурка — наверное, это всё-таки девочка — прячет шампур в ножны у себя за спиной и делает шаг назад.
— Маяков не осталось, — заявляет она.
— Один остался. На краю песчаной косы.
— Там только сухая сосна.
Что? А!
— Это он и есть, — объясняю я. И заодно сам это понимаю.
Девочка подозрительно щурится.
— Выходит, ты волшебник?
— Само собой, — подтверждаю я, косясь на шампур, — а то как бы я зажигал маяк?
Мне не терпится разузнать про Эйку, но как бы не обострить этим отношения. Трудно угадать намерения по замотанному лицу незнакомки. Мне кажется, она пребывает в смешанных чувствах, но в итоге нехотя предлагает:
— Если хочешь, идём со мной. Повидаешься с другими… Людьми. Или останешься тут, пока не занесёт песком?
Не то чтобы этот городской житель вызывал большое доверие, но я так давно мечтал встретить живую душу! В конце концов, что они мне сделают? Не покусают же! Прикончить могут, но с этим не угадаешь.
— Зачем вам волшебник? — интересуюсь я, свернув в боковой переулок следом за моим проводником.
Сам я ни разу не отклонялся от основной дороги из опасения заплутать. Улочки такие узкие, что неба не видно, а дверные проёмы попадаются редко. Но мой спутник легко находит уцелевшие мосты и хитрые проходы под каменными арками, до половины засыпанными песком.
— Я не стану отвечать, чтобы не наболтать лишнего, — разделывается он сразу со всеми вопросами. И ныряет в очередную щель.
Как бы и мне туда протиснуться с моим мешком? Ребёнок выражает недовольство нетерпеливым сопением, а потом проводит меня сразу сквозь несколько домов. Пока мы бредём по длинному гулкому коридору, я пытаюсь наладить диалог, но поводырь упрямо молчит. Кажется, это всё-таки мальчик. Убежать от него — не убежишь. А если убежишь, всё равно он про меня расскажет кому-нибудь, и те уже выследят. Ну что — прибить его? Связать и таскать с собой в надежде, что никому больше не попадусь? Тогда уже точно отступать будет некуда.
В очередной полутёмной комнате мой спутник несколько раз переходит от одного окна к другому, ничего не объясняя.
— Смеркается, — предупреждаю я, — если нам ещё далеко, пора подыскать ночлег. Оборотни всё равно не дадут идти ночью.
Он смотрит с недоумением, а меня посещает тревожное чувство, что один из нас не в себе.
— Чёрные волки, — поясняю я на всякий случай, — или тебе не приходилось их видеть?
— Приходилось, — отвечает он с двойным недоумением, — глаза у меня в порядке! Поэтому мы начнём бежать от этого окна. Иначе не успеем. А ты точно волшебник?
— А ты? — спрашиваю я в ответ.
Он медленно качает головой — нет. Видно, ему на нашем острове ещё веселее, чем мне.
— Есть хочешь? — вздыхаю я.
Он неопределённо поводит плечами:
— Все хотят.
— Джем будешь?
Про джем он не понимает. Но я достаю одну банку, потом другую — с крольчатиной (не ведаю, что за зверь) и стараюсь убедить своим примером, что содержимое съедобно. Мальчик не убеждается. Действительно, что подходит для одних, для других — отрава. Помедлив, он решает взять на кончик ножа немного оранжевой кашицы и всё-таки убирает от лица тряпку. Пожалуй, передо мной девочка.
Пока садится солнце, она уплетает запасы из банок, а я устраиваюсь в оконном проёме и наблюдаю за улицей. Чёрные вот-вот нагрянут и окажутся совсем близко. Стоит ли так откровенно подставляться и доверять ребёнку? На душе всё неспокойнее, и когда девчушка пихает меня под локоть, чтобы вернуть припасы, я хмуро отмахиваюсь.