– Тогда это признание не имеет никакой юридической силы, вину моего племянника вам придется доказывать по закону.
С трудом приподняв руку, Петр Эрнестович остановил брата.
– Нет, Сережа, это правда, я чувствовал. Так вот, почему он так странно себя вел все это время! Мой сын…
– Петя, мы пригласим опытного адвоката, он сможет помочь.
– Чем тут можно помочь, Сережа! Погибла девочка, а мой сын…убийца.
Он умолк, голова его странно откинулась назад, взгляд застыл.
– Петя! – в отчаянии бросаясь к нему, закричал Сергей. – Не умирай, пожалуйста!
Уложив брата на пол, он ритмично давил ему на грудную клетку, пытаясь заставить биться остановившееся сердце, а Толя в это время кричал в телефонную трубку:
– Дежурная, вызовите «Скорую»! Доктора в номер академика Муромцева!
Глава двадцать седьмая
На Московском вокзале к кассам было не подойти, очереди причудливо изгибались, закручивались спиралями, иногда пересекались и путались, от чего между возбужденными и усталыми людьми вспыхивали перебранки.
– В кассе брони всегда билетов десять есть, я могу позвонить, – начал было Женя Муромцев и тут же осекся, вспомнив, что находится теперь вне сферы отцовского влияния.
– Ты уже никуда не можешь позвонить, – зло буркнул Вася (Зойка по дороге вкратце объяснила приятелям, почему их новый компаньон находится в бегах), – разве что ментам, чтобы приехали и забрали. Только это уже без нас, пожалуйста.
У кассы брони, где за двадцать минут до отхода поезда начинали продавать невостребованные билеты, стояла огромная толпа. Желающих уехать в Тбилиси было человек сорок, Зойка покрутилась рядом и приметила толстого мужчину средних лет с солидным портфелем – армянина или, может быть, грузина, – стоявшего пятым или шестым. Дождавшись, пока он отойдет покурить, она подкатила к нему сбоку и легонько подергала за рукав.
– Ой, извините, вы не могли бы мне помочь? Очень‑очень надо!
Армянин или грузин недовольно обернулся в ее сторону, и хмурое лицо его прямо на глазах начало расплываться улыбкой.
– И как же я могу тебе помочь, красавица?
– Вы в кассе брони на Тбилиси близко стоите, да? Пропустите меня, а?
Нахальство, конечно, невиданное, он немного даже смутился и развел руками.
– Как же я тебя пропущу, дорогая? Нехорошо это, некрасиво – там очередь, люди давно стоят, долго ждут, ругаться будут.
– Не‑а! – Зойка очаровательно замотала головой и затараторила: – Не будут, спорим? Давайте, как будто я впереди вас стояла и отходила. Я подойду, спрошу: «Я здесь стояла?». А вы скажете: «Да, впереди меня», как будто мы совсем незнакомы. Тогда ругаться никто не будет – ругаются, если только своих знакомых впереди ставят. Я к вам подойду – вот так, смотрите, – и она разыграла пантомиму, грациозными движениями лица и тела изображая сцену своего внедрения в очередь.
Армянин или грузин смотрел, как завороженный, и глаза его масляно блестели.
– Ты тоже в Тбилиси едешь? – спросил он, раздвинув рот в златозубой улыбке.
– Ага, к мужу. Если билет достану, мы с вами вместе поедем, – она кокетливо повела глазами.
– Так ты уже замужем? – голос его стал вкрадчив.
– Ага, у меня муж в Тбилиси служит, я даже отгулы взяла – на праздники к нему съездить. Ой, я так Тбилиси хочу посмотреть – жуть! Жалко только, мужу отпуск надолго не дают, придется одной везде ходить.
– Зачем же одной ходить? – взгляд мужчины при этих словах заискрился, Зойка легонько, словно счищая грязь, погладила его по животу.
– Ой, у вас тут чего‑то налипло. Так я к вам в очередь подхожу, ладно?
Полностью очарованный, он совсем расслабился и, не в силах ей противостоять, позволил внедриться в очередь. В результате сам же и был наказан – Зойка взяла четыре последних билета на тбилисский поезд, уходящий в ноль тридцать, и упорхнула от вновь испеченного воздыхателя, оставив его с носом.
В купе было чисто, но белье проводница принесла такое вонючее, что Женя не выдержал.
– Извините, это белье случайно не в уборной полоскали, что так пахнет?
– И ничего особенно не пахнет, это от отбеливателя с хлоркой запах! А что хотите, порошка в прачечных нет, они в отбеливателе и кипятят. Лучше, если вам вообще нестиранное дадут?
– Хорошо, заберите ваше белье, мы уж как‑нибудь так доедем.
– Без белья нельзя, – нагло и весело ответила она, – обязаны брать, раз едете.
Вася наступил Жене на ногу и зло прошипел ему в ухо:
– Хватит возникать! Бери белье и не привлекай к нам внимание! – а когда проводница ушла, ехидно добавил: – Больно любишь права качать, приедешь в Швейцарию – там будешь требовать.
– Да мы два дня назад в Питер ехали – еще хуже было, – беспечно сказала Зойка, – вообще дерьмом простыни пахли.
– Давайте, ближе к делу, когда ты нас посвятишь в свои планы? – Коля пристально посмотрел на своего нового спутника, но Женя не ответил, лишь многозначительно кивнул, давая понять, что все в свое время.
После первой ночи к запаху отбеливателя принюхались, и он уже не раздражал так сильно. В обед Женя сходил в вагон‑ресторан, принес хлеба, две консервные банки килек в томате и каждому по пакетику сока. Поев и попив соку, Зойка почувствовала, что у нее слипаются глаза. Она свернулась калачиком и мгновенно уснула.
– Теперь можем и поговорить, – сказал Женя. – При ней мне не хотелось. Итак, господа, буду говорить откровенно, – увидев настороженный взгляд Коли, брошенный в сторону спящей девушки, он успокаивающе заметил: – Не волнуйся, она не проснется – я положил ей в сок порошка.
– Какого порошка? – мгновенно вскипев, Вася подскочил и вцепился ему в воротник. – Что ты ей подложил, сволочь?
Не пытаясь сопротивляться его натиску, Женя поднял обе руки.
– Успокойся, пожалуйста, – полным миролюбия тоном ответил он, – ничего страшного – обычное снотворное, разрешенное Минздравом. Я сам его принимаю от бессонницы, мой старый отец тоже его пьет, и пока оба живы. Девочка просто очень хорошо выспится.
– Сядь, Васек, в самом деле, – с досадой одернул приятеля Коля, – ничего с ней не случится. Продолжим о серьезном.
Мрачный, как туча, Вася опустился на свое место. Женя спокойно оправил ворот рубашки и продолжил:
– Значит, о серьезном. Итак, в горах Дагестана есть одно местечко. Лет пять назад там был мощный совхоз, теперь вся молодежь разъехалась, осталось несколько семей. Связь с внешним миром плохая, живут, в основном, за счет натурального хозяйства в окружении минеральных источников. Пару лет назад выяснилось, что вода из источников на их земле чрезвычайно ценится на Западе, и многие фирмы готовы платить за нее большие деньги. Сельчане организовали кооператив по сбору воды – собирают ее в цистерны. Я организую транспорт для вывоза цистерн с водой и доставку их на разливочный завод, через меня же идут все денежные операции. Вернее, шли – именно я в течение двух лет привозил им их заработную плату. Понятно, к чему я веду?
– Пока нет, – лицо Коли было непроницаемым.
– Ладно, пошли дальше. Тамошних аборигенов обуял дух времени, и они потребовали, чтобы их труд оплачивали в долларах. Где, скажите на милость, в оторванном от мира селе может потратить баксы столетняя старуха? От уехавших друзей и родственников сельчане свой бизнес всячески скрывают – боятся, что их обворуют. Получая свои баксы, они их сверлят жадными глазами, пересчитывают дрожащими руками и несут прятать в сейф директора совхоза. За два последних года в этом сейфе скопилось около двухсот тысяч долларов.