– Такой вариант очень даже возможен, – Коля пристально посмотрел на Женю. – Какие гарантии ты нам дашь, партнер?
Тот расхохотался, словно услышал веселую шутку.
– Гарантий дать не могу, в таком деле все может статься, – в голосе его звучала насмешка, – я мог бы потребовать тех же гарантий от вас, но я не требую. Хочешь выжить – иди на риск. Смотрите в оба, если вы мне не доверяете. В конце концов, я больше вашего рискую – вас двое, а я один.
Вася ответил ему в тон:
– Почему же двое – нас трое, Зойку тоже можно научить стрелять.
Женя мгновенно стал серьезным.
– Вы хотите взять ее с собой? Проблем не будет?
– Скорей с тобой будут проблемы, – буркнул Вася, – ты хоть «макара» в глаза видел?
– Ну, военную кафедру мы все пережили, – улыбка вновь вернулась на лицо Жени, и он процитировал: – «Пистолет Макарова надежен в работе, автоматика его основана на принципе отдачи свободного затвора. Пистолет безопасен в обращении, что обеспечивается флажковым предохранителем, расположенным елевой стороны затвора».
В столицу Грузии поезд прибыл около полудня, а два часа спустя они выехали из Тбилиси на «волге», которую Женя постоянно использовал для своих поездок в село. Километра за два до моста через пропасть – в том месте, где много лет назад произошла трагедия, унесшая жизни многих людей, – остановились и проверили оружие. Зойка смотрела во все глаза, как они рассовывают пистолеты по карманам, и в ужасе зажала уши, когда Коля пальнул в пропасть.
– Ой, а зачем вам стволы? Мы же их на рынке «толкнуть» хотели.
– Будем грабить, – широко улыбнувшись, пояснил Женя.
– И… в людей стрелять будете? – голос ее задрожал от ужаса.
– А это, как придется, ты только не вертись под ногами. Останешься в машине и будешь ждать, пока не закончим, поняла? Иначе сейчас высадим и оставим прямо здесь.
Она оглядела пустынную дорогу, с одной стороны обрывавшуюся бездонной пропастью, и поежилась от пронизывающего ветра.
– Нет, я… поняла.
Перед самым мостом Женя вновь остановил машину, по‑хозяйски извлек из загашника и откупорил бутылку армянского коньяка.
– У меня тут еще с прошлой поездки было припасено, давайте немного взбодримся перед операцией.
Коньяк был встречен с одобрением, мужчины пили, по очереди прикладываясь к горлышку, Зойке Женя налил в маленькую стопочку и незаметно бросил туда снотворного порошка.
Пить Зойке не хотелось, но Женя настаивал и даже начал сердиться. Чтобы не злить его, она сделала маленький глоток, улучила момент и выплеснула содержимое стопки в окно машины. Вскоре глаза ее закрылись, голова бессильно свесилась вбок.
– Ты опять ей что‑то подсыпал? – в голосе Васи слышалось подозрение.
Не отпираясь, Женя добродушно отмахнулся.
– Часов пять проспит, как раз под ногами вертеться не станет. Не волнуйся, вреда ее здоровью никто причинять не собирается.
– Нормально, Васек, пусть поспит, для нее самой лучше, – поддержал его Коля, – ты же помнишь, как она тряслась, когда увидела в лесу мертвых ментов.
Вася вынужден был согласиться.
– Это здесь? – угрюмо спросил он, внимательно вглядываясь в столбы, врытые по обе стороны моста. – Сначала нужно будет разобраться с телефонным кабелем.
Глава двадцать восьмая
Сергей уехал в больницу вместе с братом, по лицам врачей он ясно видел, что надежды нет. Толя в растерянности топтался в вестибюле гостиницы, пока академика Муромцева на носилках выносили к машине «Скорой помощи», а потом внезапно решил, что следует немедленно рассказать обо всем отцу.
Родители ахнули, во второй раз за день увидев сына. Когда Толя вошел, в гостиной за празднично накрытым столом сидели приятель отца майор Вадим Протасов и его супруга.
– Толенька, что… случилось что‑нибудь? С Лизой? – в глазах матери стоял ужас.
– Мне нужно поговорить с папой по делу. Срочно.
Отец встревожено переглянулся с Протасовым, и тот поднялся.
– Если по делу, то, может, и я смогу помочь?
Втроем они прошли в кабинет, оставив взволнованную мать развлекать гостью. Толя коротко рассказал о случившемся, не упоминая имени Самсонова, под конец вытащил и положил на стол признание Жени Муромцева. Лицо отца было мрачнее тучи.
– Скажи мне, сын, – очень спокойно, что являлось признаком сильнейшего гнева, спросил он, – ты, наверное, полагаешь, что тебя, молодого специалиста с не обсохшим на губах молоком, взяли стажироваться на Петровку за твои личные заслуги? И поэтому ты решил открыть свое частное сыскное бюро – договариваешься с экспертами через голову следователя, ведущего дело об убийстве, утаиваешь от него улики, проводишь допросы свидетелей.
– Я ничего не утаивал, папа, я просто хотел убедиться, что мои подозрения верны.
– Ну и что, убедился? – жестко усмехнулся Протасов.
– Объясни ему ты, Вадим, – Суханов‑старший беспомощно посмотрел на приятеля, – мои слова до него не доходят.
– Вот это, – Протасов ногтем постучал по признанию, – не доказательство. Если бы ты, едва у тебя появились новые данные по делу, сообщил о них следователю, – он всем корпусом повернулся к отцу Толи, – кто у нас занимался делом Лузгиной, Гена Семенов, кажется? Так вот, если бы ты сразу привел появившегося свидетеля, к Геннадию Юрьевичу, тот сам бы провел осмотр машины вместе с другими специалистами – возможно, им удалось бы обнаружить следы спермы, раз в машине было совершено изнасилование. Вот это были бы уже улики, хотя тоже косвенные – без показаний твоего свидетеля Муромцев мог бы утверждать, что все между ними произошло полюбовно и необязательно в день убийства. Где этот свидетель, кто он?
– Один бизнесмен, – уклончиво ответил Толя, – у них с Муромцевым были какие‑то дела, Евгений познакомил нас всех с ним еще прошлой осенью.
– Еще того не лучше! Сейчас в этих, так называемых, деловых кругах идут такие разборки, что страшно становится. Он мог воспользоваться случаем, чтобы подставить конкурента. Возможно даже, он сам убил девушку, такую версию ты не рассматривал?
– Рассматривал. Я проверил – в момент убийства он действительно находился в поезде «Москва‑Париж», подставлять Муромцева ему было незачем.
– Как фамилия того бизнесмена, где он живет?
– Не в Москве. Он сам обратился ко мне, и я не могу сообщить фамилию без его согласия. По его словам, все было так: случайно увидел девушку возле метро «Теплый Стан», когда она провожала своего двоюродного брата, предложил ей с ним проехаться. Диана только что сдала экзамен, они разговорились и доехали до самого вокзала. Там Муромцев передал ему какие‑то документы, а бизнесмен, поскольку у него уходил поезд, попросил Евгения подвезти Диану до дома – он ведь знал, что они не чужие люди, а почти родственники. Все совпадает, поэтому я ему верю. И потом, Муромцев ведь признался, а его отец подтверждает, что Евгений вел себя все это время очень странно, и в день убийства в Ленинграде его никто не видел – значит, он мог быть в Москве.
– Смотрите, сколько самоуверенности, – с иронией в голосе заметил отец, – «все совпадает, я ему верю, фамилию свидетеля сообщать не стану». Я все больше и больше убеждаюсь, что ты еще не созрел – не только для работы на Петровке, но и для работы следователя вообще.
– Я просто хотел сказать, папа, что этот свидетель не пошел к вам, потому что он вам не верил. А мне поверил, и я не могу этим доверием злоупотреблять. Предположим, вы его найдете, начнете допрашивать – так он, если не захочет говорить, так ничего вам и не скажет. А мне сказал и даже привез признание Муромцева.
Майор Протасов вновь постучал ногтем по признанию.