«Это не они, они сзади».
– Помогите! – в ушах ее зазвенело от собственного голоса, хотя в действительности он прозвучал еле слышно.
– Кто здесь? – над Зойкой темным пятном качнулось лица склонившегося человека. – Девушка?
Свет фонаря скользнул по мертвенно бледному лицу, потом переместился на залитую кровью грудь.
– Они… убили, – губы Зойки едва шевелились, – всех убили, у них… пистолеты.
– Да она же ранена. Кто? – и, поскольку она уже не могла говорить, человек торопливо спросил: – Это Евгений Муромцев?
Зойка сумела лишь слабо кивнуть, а потом все померкло, и последнее, что она услышала, было:
«В больницу, а пока надо остановить кровотечение, перетяни ей грудь».
Подъехав к мосту, Женя притормозил, фонарем освещая землю и пытаясь разглядеть Зойку, но тут с трех сторон вспыхнули огни, и до ужаса знакомый голос громко произнес:
– Не пытайтесь сопротивляться, Евгений, вас трое или двое, а нас намного больше, и мы лучше вооружены. Выходите из машины, мы ждем.
От света фар нескольких машин сразу стало светло, и Женя увидел автомобиль, стоявший поперек моста и перекрывавший ему дорогу. Коля выругался.
– Что будем делать, – спросил он, – сдаемся?
– Смысл? – Женя пожал плечами и неожиданно беспечным тоном добавил: – Если здесь не подстрелят, то на суде «вышку» дадут. Попробую прорваться.
Рванув с места машину, он врезался в преграждавший ему дорогу пустой автомобиль и, протащив его несколько метров, проехал мост. План его был прост: сразу за мостом притормозить и подать чуть назад, чтобы избавиться от смятого пустого автомобиля. Потом резко свернуть влево, и мчаться по дороге, огибая скалу.
Увы, все испортил огромный железный сейф – при резком торможении «волги» сила инерции бросила его вперед, тяжелая махина всей своей массой ударила по спинке переднего сидения, оглушив водителя. «Волга», врезавшись в скалу, перевернулась, Коля погиб мгновенно, что же касается Жени, то сейф, отплясав свой последний танец, навалился на него сверху, сломав позвоночник.
Когда подоспевшие Самсонов и его люди общими усилиями подняли сейф, Женя лежал неподвижно. Его попробовали осторожно повернуть, и он пронзительно закричал от пронзившей спину острой боли. Ног и всей нижней части тела словно не существовало, и ему, Евгению Муромцеву, чья семья почти сплошь состояла из медиков, даже без консультации хирурга стало ясно, что с ним произошло. Неожиданно его затуманенный страданием взгляд скрестился со взглядом Самсонова.
– Позвоночник сломан, – с трудом прошептал он, – убейте меня, умоляю!
Бровь бизнесмена взлетела вверх, по губам его скользнула кривая усмешка.
– Зачем же? – холодно проговорил он, глядя на искаженное отчаянием лицо лежавшего на земле Жени. – Раз ты так сильно хотел жить – живи.
Глава двадцать девятая
На следующий день после похорон брата Сергей, вернувшись домой, почувствовал себя нехорошо, лег на диван полежать и уснул. Ему приснилась дочь, он знал это точно, хотя лицо и фигура ее словно окутаны были белесой дымкой. Она говорила, и слов ее было неслышно, но значение фраз ясно вставало в сознании:
«Опасность, папа, опасность! Разорви континуум, разорви!».
Постепенно туман, окутывающий фигуру дочери, рассеялся, и теперь это была не Таня, а огромная самка йети, державшая на руках детеныша, укутанного чем‑то теплым. Внезапно Сергей осознал, что это не детеныш йети, а девочка лет шести‑семи, и лицо ее показалось ему знакомым.
Он проснулся в холодном поту и не сразу осознал, где находится. В коридоре Маша что‑то тихо говорила уходившим подругам. Попрощавшись, она заперла за ними дверь и всхлипнула.
– Don't worry, darling, you should care for the baby, – озабоченно произнес мужской голос – Джош, муж Маши не говорил по‑русски.
Он увел ее в комнату и, по‑видимому, прикрыл дверь, потому что голосов их стало неслышно. Сергей поднялся, пригладил волосы, шаркая разношенными шлепанцами, вышел в коридор и постучался к племяннице.
Маша лежала на кровати, Джош сидел рядом на стуле и держал ее за руку. Увидев дядю, она приподнялась и посмотрела на него распухшими от слез глазами.
– Почему, дядя Сережа, почему? – голос ее срывался. – В августе он чувствовал себя нормально, сам шутил, что давление у него, как у юноши, а сердце, как молоток. Почему так внезапно? Он плохо себя чувствовал?
Сергей присел на кровать в ногах у племянницы и поправил укрывавшее ее ноги одеяло.
– Родная, он был уже немолод, в таком возрасте все может случиться. Ты же знаешь, какая нервная у него была работа. Сейчас ты должна думать о ребенке и больше ни о чем. Может, я договорюсь, ляжешь в наш ведомственный роддом на профилактику? Отойдешь немного, витамины тебе поколют.
– Не нужны мне никакие витамины, со мной все в порядке! – резко возразила племянница.
Джош встревожено посмотрел на нее, потом перевел вопросительный взгляд на Сергея.
– What's wrong?
– Everything's OK, – виноватым тоном успокоил его Сергей – ему было неловко, что они говорят по‑русски при не понимавшем их зяте, но у Маши, видно, сейчас не было сил что‑то объяснять и переводить мужу.
– Где Женя, почему его не было на похоронах? Мы так плохо расстались в последний раз, но как он мог не прийти на похороны? Дядя Сережа, ты что‑то от меня скрываешь.
– Ничего я не скрываю, я же говорил тебе – ему срочно нужно было уехать по делам. Я послал телеграмму, но…
– Куда он уехал? Мы уезжаем через три дня, я должна увидеть его перед отъездом, – полные слез глаза Маши обратились к мужу, и она сказала ему: – I must meet my brother!
– Yes, darling, don't overstrain yourself.
– He думаю, родная, что вам стоит ждать его возвращения, – нетвердым голосом возразил Сергей, – он вряд ли вернется раньше, чем через две недели. In two weeks, – перевел он зятю, который встревожено покачал головой.
– We can't wait for him! This week we must leave for Stockholm, otherwise they'll cancel our contract.
– Sure, you both must leave as soon as possible, – успокоил его Сергей.
Поцеловав Машу, он поднялся и вернулся к себе. Сел за стол и аккуратно записал в дневнике ежедневных наблюдений за своим состоянием:
«Сегодня самочувствие нормальное, в течение дня провалов в памяти не отмечалось. Ночью опять снился тот же сон – со мной говорила Таня. Кроме Тани я видел самку йети и на руках у нее девочку, лицо которой показалось мне очень знакомым – она напоминает мне кого‑то из детей гинухцев».
Эрнест вернулся домой, когда Маша и Джош уже спали. Переодевшись, он вышел в коридор и, увидев полоску света, пробивавшуюся из комнаты дяди, негромко постучал в его дверь.
– Ты еще не спишь, дядя Сережа? Можно с тобой поговорить?
– Я слушаю, Эрик, – сняв очки и отложив в сторону бумаги, Сергей вопросительно посмотрел на племянника.
– Знаешь, дядя Сережа, я хочу знать все точно и подробно.
– В смысле?
– В смысле Жени. Мне каким‑то нутром чудится, что версию о его срочном отъезде по делам ты изобрел для беременной Машки. Что с моим братом, где он? Какой смысл скрывать правду?
Сергей вздохнул и на мгновение прикрыл глаза, собираясь с мыслями.
– Почему ты решил, будто я скрываю правду? Что конкретно ты хочешь знать?
– Брось, дядя Сережа, я тебя знаю, говори все с самого начала. Машка спит, двери плотно закрыты, и она ничего не услышит. Я должен знать.
– Ну… хорошо, – Сергей рассказывал медленно, голос его звучал глухо и слегка дрожал, под конец он добавил: – Из Москвы приезжал следователь, сегодня утром я с ним говорил.
– Женю арестуют?
– Отнюдь, следователь уверил меня, что дело будет рассмотрено со всей объективностью. Кроме признания Жени других улик против него нет, его ищут только, как свидетеля. Полагают, что кто‑то причастный к убийству, мог вынудить его написать признание. Следователь вел себя в высшей степени корректно – хотел побеседовать с тобой и с Машей, но поскольку вы во время убийства находились заграницей, он согласился со мной, что не стоит вас беспокоить, тем более Машу в ее положении.