Через две недели после катастрофы я увидела лицо своего отца и услышала его голос настолько явственно, как в последний раз, когда он прощался со мной перед посадкой на «Титаник». Это произошло во время сеанса с Эттой Вридт, известным американским медиумом прямого голоса. Тогда я разговаривала с отцом более двадцати минут. Многим это может показаться удивительным, но это факт, который могут подтвердить все присутствовавшие на сеансе. Я записала нашу беседу и опубликовала ее в статье в Nash's Magazine, включив в нее свидетельские показания присутствовавших.
С этого момента у меня установилась постоянная связь с отцом. У нас состоялось множество бесед, и его сообщения содержали явные доказательства продолжения его существования. Я даже могу сказать, что связь между нами сейчас еще прочнее, чем в 1912 году, когда он оставил физическое тело и перешел в духовный мир. У меня никогда не было ощущения разлуки, хотя на первых порах его физическое отсутствие было для меня источником глубокой печали.
В 1917 году Вудмен был демобилизован из армии по инвалидности и переехал жить в наш загородный дом в Кобхэме. Уже здесь он получил известие о том, что его лучший друг погиб на фронте. Его интерес к общению с потусторонним миром, к которому он до этого времени относлся безразлично, возрос, и он взялся за дело. Именно смерть дорогого человека всегда дает необходимые стимулы для собственных исследований.
Вскоре его друг смог передать ему ясные доказательства продолжения своего существования и способности общаться. Первые доказательства были получены через Войта Питерса, затем через медиума Глэдис Осборн Леонард и через друзей, наделенных медиумическими способностями. Я присутствовала на первом сеансе с Войтом Питерсом. Мой отец также был там, и, как сказал друг Вудмена, именно благодаря его присутствию и помощи эти первые попытки коммуникации оказались такими удачными. Через некоторое время после этого Вудмен обнаружил у себя способность к автоматическому письму, и вскоре отец и другие могли передавать через него письменные сообщения. Отец всегда хочет, чтобы я присутствовала на сеансе, потому что в противном случае у него, кажется, возникают трудности, и ему очень редко удается писать. Он объясняет необходимость моего присутствия так: между нами существует настолько сильная связь, что он может брать у меня энергию; я действую в качестве связующего звена, своего рода батареи между ним и Вудменом. Я просто спокойно сижу, пока Вудмен пишет. Я вижу вокруг нас свет и яркий луч, который концентрируется на руке Вудмена. Иногда я вижу отца, и пока Вудмен пишет, я всегда явственно чувствую его присутствие.
Таким образом нами было получено множество сообщений. В 1918 году мы некоторое время устраивали сеансы каждую неделю и были в курсе всего, что происходило на фронте и того, что должно было произойти, и часто узнавали о событиях за несколько дней до того, как новости приходили по обычным каналам. Однажды отец передал нам заголовки, которые должны были появиться (и действительно появились) в газетах на следующей неделе.
Интересно отметить, что Вудмен и мой отец встречались только один раз в жизни. Я познакомила их незадолго до того, как отец покинул Англию на «Титанике», и они обменялись парой слов. Поэтому Вудмен не знал моего отца лично и не был знаком с его работами, и все же формулировки и фразы в сообщениях указывали на моего отца, и даже манера письма была типичной для него.
Вудмен пишет с закрытыми глазами, часто прикрывая их носовым платком. Некоторые из лучших сообщений были записаны в полумраке, когда я не могла наблюдать за процессом, но слова никогда не были написаны поверх других. Иногда письмо останавливается, потому что отец, видимо, прерывается, чтобы перечитать написанное и внести изменения, проставить точки над i и поперечные штрихи в букве t. При жизни у отца была привычка возвращаться к написанному и подправлять буквы i и t. О ней было известно немногим, и Вудмен совершенно точно ничего не мог об этом знать.