— К геофизикам завернем, товарищ майор? — негромко спрашивает шофер, надеясь, что командир не проснется.
— Заворачивай. — Селивестров открывает глаза. Проехать мимо он не может, не в его правилах.
Геофизиков немного — небольшой отряд. Ведя поиски методом электроразведки, они пытаются нащупать доброкачественную воду. Пресные воды обладают меньшей электропроводимостью, нежели воды минерализованные. Путем сопоставления показаний приборов можно определить разность минерализации подземных вод. Правда, приборы несовершенны, методы интерпретации — тоже, но Селивестров решил не отказываться от лишнего шанса, хотя на успех надеется мало.
В палатке геофизиков он долго не задерживается. Выслушивает доклад командира группы, заглядывает через головы вычислителей на однообразные близнецы-графики и устало усмехается:
— Как под копирку…
— Да, — огорченно подтверждает старший геофизик. — Такой регион. Работать скучно.
Записав в блокнот первоочередные отрядные нужды, Селивестров прощается с бойцами и едет дальше.
На первой структурной скважине он задерживается еще меньше. Похвалив уставшего Крутоярцева за быстрое завершение строительства и монтажа вышки, собирается было следовать на следующую скважину, но заместитель останавливает его:
— Петр Христофорович, утром звонил Купревич. Просил вас прибыть на совещание.
— Куда? — недовольно морщится Селивестров. — К кому?
— К Батышеву. Пропуск заказан. — Крутоярцев глядит на майора сочувственно, ему известно, что тот недолюбливает директора комбината и избегает встреч с ним. — Просил прибыть обязательно.
— Так… — Селивестров сердито смотрит на часы — попасть сегодня к Гибадуллину не удастся.
Но еще сильней раздосадован майор предстоящей встречей с Батышевым. Он его в самом деле не жалует. И не только из-за первой неласковой встречи на вокзале. Еще в Москве Селивестров навел справки о директоре и уже тогда насторожился.
«Зубр!» — говорили про Батышева одни, «фигура», — вторили другие, «хозяйственник всесоюзного масштаба!» — восхищались третьи, «самодержец, феодал, но талантлив, каналья», — вздыхали четвертые.
Селивестров недаром многие годы проработал начальником партии. Сталкивался с руководителями многих ведомств, заводов. Понимал, что значат такие отзывы. Прояви один раз слабость — и подомнет тебя под свое авторитетное копыто этакий матерый «зубр», опустишься ты до положения подсобного «геологишки». Как-никак, а у такого вот Батышева многомиллионные объемы строительно-монтажных работ, тысячи людей в подчинении, — и что греха таить — часто ему не до мелких «подсобников». Знал майор, что первая же его встреча с директором комбината приведет к столкновению, ибо отступать от своих требований или планов он был не намерен, а приспосабливаться вообще не умел (хотя уметь иногда полезно). Потому и избегал этой первой встречи.
Совещание действительно представительное и важное. В кабинете, помимо Батышева и Купревича, находятся Дубровин, Кардаш и худой сутулый полковник с бледным нервным лицом. Начальники азотнокислотного, аммиачного и пороховых производств докладывают о готовности своих комплексов. Особенно долго выступает директор завода спецпорохов, которого, кстати, и ругают больше прочих, так как полной готовности предприятие еще не достигло.
Селивестрова мало интересуют разные технологические тонкости. Он обдумывает свое предстоящее сообщение (ясное дело — скоро потребуют) и глядит на Купревича, не виделся с которым со дня приезда в Песчанку. Замечает, что молодой его товарищ сегодня бледен, чем-то удручен. Он тоже почти не слушает ораторов. «Достается, однако, ему, — сочувственно думает майор. — Видать, у них на комбинате тоже не все гладко…»
Селивестров ошибается, хотя забот у Купревича и в самом деле выше головы. На сернокислотном и азотно-кислотном заводах — а это основа комбината — не хватает свинца и специальных сплавов для завершения кислотоупорных сооружений. Кварцевое сырье поступает не той чистоты, какая требуется, тончайшие катализаторы должны быть из ванадия или платиновых сплавов, а их не хватает… Сегодня Дубровин с Кардашем устроили разнос и Батышеву, и ему, Купревичу, за то, что кислотоупорные лавы второй очереди до сих пор не готовы к эксплуатации…
И все-таки удручен Купревич не этим. Брат сообщил, что пришла похоронная на Лену… Даже гибель отца, ушедшего прошлой осенью в народное ополчение, не потрясла его так, как сегодняшнее известие. Все же мужчина есть мужчина. А Лена… Жизнерадостная, непоседливая Ленка… Она так любила жить! Жила так шумно и весело… И вдруг ушла в небытие. Уже никогда не запустит она свои подвижные, озорные пальцы в густой чуб Купревича, никогда не назовет его лежебокой, интеллигентской простоквашей, не наградит каким-либо иным шутливо-ласковым прозвищем, на изобретение которых была великая мастерица. Теперь ее нет. Она навсегда ушла из-под ясного неба. Купревич не может поверить в это. Ему так больно и тошно, что хочется вскочить и взреветь во весь голос. Но идет важное совещание — надо терпеть и даже вслушиваться, реагировать на что-то…