С е л я в и н а. Это очень хорошо. Давайте побольше. Томатный сок еще есть?
Д а ш а. Есть.
С е л я в и н а. Давайте томатный сок. Давайте шиповник. Давайте воду с сахаром. Я еще зайду. (Уходит.)
III
Те же, без Селявиной.
Д а ш а (вытирает себе лицо, намочив полотенце из графина, прибирает растрепавшиеся волосы под косынку, отчего ее лицо становится старше и строже. Подходит к окну, стоит, сильно освещенная солнцем, за окном падает сверкающая капель). Какое утро! Какое утро! (Подходит к койке и долго смотрит в лицо Андрея. Очень тихо.) Я тебя люблю.
Пауза.
А н д р е й (в бессознательном состоянии). Водички!
Д а ш а. Пей, родненький!
А н д р е й (медленно приходит в себя). Что это было? Где я?
Д а ш а. В госпитале.
А н д р е й. Вы сестра?
Д а ш а. Сиделка.
А н д р е й. Стало быть, мамаша. (Пытается подняться, стонет.) Ох!
Д а ш а. Не поднимайтесь. Вам не полагается.
А н д р е й. Мамаша, выходит, я ранен?
Д а ш а. Да.
А н д р е й. Руки целы. Голова... (Ощупывает забинтованную голову.) Сильно?
Д а ш а. Довольно большая ссадина над левой бровью. Кожа сорвана, но уже заживает, а кость цела.
А н д р е й. Это меня, видать, об налобник стукнуло, когда под гусеницу мина попала, да я сгоряча не заметил. Петушки взяли?
Д а ш а. Я не знаю. Какие Петушки?
А н д р е й. Главный ихний узел сопротивления. Деревня Петушки. Ну, как же! Петушки все знают... Это какой госпиталь? Далеко от фронта?
Д а ш а. Далеко. Может быть, слышали - город Щеглы?
А н д р е й. Не слыхал. Где это?
Д а ш а. На Волге.
А н д р е й. Ух ты! Мамаша, выходит, я тяжело ранен? Не пойму - куда?
Д а ш а. В грудь навылет. Пуля прошла на два сантиметра ниже сердца.
А н д р е й. Ага. То-то у меня будто что-то давит в спине. Ай!
Д а ш а. Поэтому нельзя подыматься и поворачиваться. Если надо, вы скажите, я вас поверну. А сами не ворочайтесь!
А н д р е й. Спасибо, мамаша. А ноги целы?
Д а ш а. Левая нога сильно задета.
А н д р е й. Ступня и пальцы?
Д а ш а. Да.
А н д р е й. Понятно. То-то у меня левая ступня ноет и довольно-таки крепко пальцы болят. Как пошевелишь, так они и болят. А вся нога - как бревно. Не двинешь. Что она у меня, в лубках, что ли?
Д а ш а. Да. Только вы так много все-таки не разговаривайте. Вам еще нельзя.
А н д р е й. Хромой не останусь?
Д а ш а. Вам свет из окна не мешает? В глаза не бьет? Может быть, немного прикрыть?
А н д р е й. Спасибо, мамаша, не стоит. Пускай мне солнышко посветит.
Д а ш а. Почему вы меня называете "мамаша"?
А н д р е й. А как же! Сиделка - стало быть, мамаша.
Д а ш а. Разве я такая солидная?
А н д р е й. По голосу будто нет. А по наружности - не скажу. Перевязка мешает как следует видеть.
Д а ш а. Не подымайтесь, не подымайтесь! Я сама. (Становится так, что Андрей ее лучше видит.) Ну?
А н д р е й. Верно, на мамашу не похожи. Скорей всего сестра. Да и то младшая. Сестренка.
Д а ш а. Так и зовите.
А н д р е й. Ладно. Сестренка! (Смеется. Вдруг, что-то вспомнив, делается озабоченным.) Сестренка, а документы мои не пропали? Записная книжка, комсомольский билет... (Застенчиво.) Фотокарточка одна была. В порядке?
Д а ш а. Все в полной сохранности. В канцелярии госпиталя. По специальному акту.
А н д р е й. Ладно. Сестренка... а нельзя ли мне сюда фотокарточку? Это очень для меня дорогая вещь.
Д а ш а. Можно. (Вынимает из книги и подает ему фотокарточку.) Она?
А н д р е й. Она. (Рассматривает.) Ловко. Под самую пулю попала.
Д а ш а. Это кто? Наверное, ваш... близкий человек?
А н д р е й. Да, самый близкий. Нравится?
Д а ш а. Не знаю. Слишком кудрявая.
А н д р е й. Э! Давайте карточку! (Делает резкое движение - боль.) Ох!
Д а ш а. Лежите, лежите! Я пошутила. Хорошенькая девушка.
А н д р е й. Хорошенькая? (С укором смотрит на Дашу.) Сестренка, сестренка! Много вы понимаете! Не хорошенькая, а лучше не бывает.
Д а ш а. Как зовут?
А н д р е й. Ее?
Д а ш а. Ну да.
А н д р е й. Не знаю.
Д а ш а. Вот те на! Как же так? Близкий человек...
А н д р е й. Так получилось. Пришли на фронт подарки. В моей посылке вместо письма вот эта карточка. А на карточке ни адреса, ни имени, ни фамилии. Только два слова: "Самому храброму".
Д а ш а. Да, я знаю. Ужасно глупо.
А н д р е й. Что глупо?
Д а ш а. Что она так написала.
А н д р е й. Это почему же?
Д а ш а. А если он не самый храбрый?
А н д р е й. Коли не храбрый, то, значит, и не стоит такой девушки. Такую девушку заслужить надо. Ведь вы посмотрите.
Д а ш а. Да уж видала. Выходит дело, влюбились?
А н д р е й. Влюбился? Нет, сестренка, не то слово. Со мной так еще никогда не было. Первый раз в жизни. Верьте слову. Как глянул - так будто родное лицо увидел. Такое родное, что уж роднее не бывает на свете. Еще роднее сестренки. Будто я ее всю жизнь, с самых малых лет, знал и любил. Будто с ней в школе на одной парте сидел. И только потом будто забыл. А тут взглянул на карточку и снова вспомнил. И уж на всю жизнь. Вы чего там делаете? Смеетесь? Вы не смейтесь.
Д а ш а. Я не смеюсь. (Вытирает слезы.)
А н д р е й. Это - как в романе Пушкина "Евгений Онегин". Татьяна еще не была знакома с Евгением, даже карточки его не видела, а он уж ей снился и был для нее самый любимый... На всю жизнь. Так и она для меня самый дорогой, самый любимый человек. На всю жизнь.
Д а ш а. Как же вы ее теперь найдете?
А н д р е й. Не знаю.
Д а ш а. А вдруг никогда не встретитесь?
А н д р е й. Непременно встречусь. Не может быть, чтоб мы в жизни не встретились. Она моя боевая подружка. Мы с ней вместе в атаку на Петушки ходили.
Д а ш а. Ну, ладно, встретились - а вдруг она вас не полюбит?
А н д р е й. Тогда будет для меня плохо.
Д а ш а. Она полюбит вас.
А н д р е й. А ну как останусь хромой? У меня, сестренка, что-то нога слишком тяжелая.
Д а ш а. Не думайте об этом. Вам волноваться не полагается. Лежите и поправляйтесь. Все будет хорошо. И больше не разговаривайте. На первый раз хватит. Спите. А я посижу возле вас.
А н д р е й. Я вам, наверное, уже здорово надоел?
Д а ш а. Не говорите глупостей. Спите. А я почитаю.
А н д р е й. Что вы читаете?
Д а ш а. "Войну и мир".
А н д р е й. Читайте громко.
Д а ш а. У меня третий том.
А н д р е й. А и не надо с начала. Читайте, откуда остановились.
Д а ш а. Это не годится.
А н д р е й. Ничего, пожалуйста!
Д а ш а. Ну ладно. Только вы все-таки постарайтесь заснуть. (Читает.) "Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться, он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую из всех людей в мире ему более всего хотелось любить тою новою, чистою... (вытирает глаза) любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что-то. Князь Андрей облегченно вздохнул, улыбнулся и протянул руку. - Вы? - сказал он. - Как счастливо! - Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрагиваясь губами. Простите! - сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. Простите меня! - Я вас люблю, - сказал князь Андрей. - Простите... - Что? Простить? - спросил князь Андрей. - Простите меня за то, что я сде... лала, - чуть слышным прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрагиваясь губами, целовать руку. - Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, - сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо, так чтоб он мог глядеть в ее глаза".