При всей своей покладистости Вильяторо не был лишен гордости. Никто, кроме него, — ни прокурор, ни судьи, ни детективы из Лос-Анджелеса — не навестил вдову убитого охранника. В то время она, совсем еще молодая, осталась одна с двухлетним малышом и на восьмом месяце беременности. Она заслуживала справедливости, и добиться ее мог лишь он, Вильяторо.
Он сказал жене, что любит ее, и пожелал ей спокойной ночи.
Усевшись на постель и убавив громкость телевизора, он задумался об ипподроме Санта-Анита. Он любил бывать там. Старинное, величественное здание в голубых тонах казалось ему воплощением утраченной элегантности Лос-Анджелеса 50-х годов.
Вильяторо вновь принялся перебирать в памяти события майского дня восьмилетней давности. Наличные пересчитывали двенадцать кассиров в комнате без окон. Две бронированные инкассаторские машины с работающими двигателями ждали снаружи, на огороженной территории возле служебного входа, под присмотром вооруженной охраны. Пачки денег перевязали лентой и сложили в четырнадцать мешков из плотной парусины, в каждый мешок поместилось от девятисот тысяч до миллиона долларов, туда же были вложены составленные компьютером банковские квитанции. По сигналу охранники открыли дверь бухгалтерии, инкассаторы вышли из машин за мешками, запечатанными с помощью стального троса и пружинных замков. Восемь мешков сложили в первый броневик, шесть — во второй. Водителем второй машины был молодой отец Стив Николс.
Как всегда, инкассаторские машины ждали окончания последнего на тот день забега. Время рассчитывалось так, чтобы броневики покинули территорию ипподрома еще до того, как завершатся скачки и тысячи посетителей начнут рассаживаться по своим машинам и разъезжаться. Когда со стороны трибун раздался рев толпы, охранники открыли ворота, и броневики укатили прочь.
У перекрестка Хантингтон-драйв и бульвара Санта-Анита машины остановились на красный сигнал светофора. Им предстояло повернуть на запад, к шоссе I210. Но дальнейшие события на перекрестке нарушили все планы.
Местный житель, выгуливавший собаку на Хантингтон-драйв, позднее сообщил, что видел, как густые клубы желтовато-бурого дыма повалили из броневиков, потом распахнулись задние двери. Следствие установило, что бомбы со слезоточивым газом, спрятанные в мешках с наличными, были приведены в действие дистанционно. Охранники корчились и катались по асфальту, облако газа стало настолько густым, что свидетель не видел, что происходит. Но он услышал визг шин, а через мгновение — резкий треск выстрелов. Предположительно грабители припарковались на стоянке у здания по другую сторону от перекрестка, а потом подъехали к броневикам на двух машинах. Видимо, грабители запаслись противогазами, иначе они не смогли бы вытащить мешки с деньгами из задымленных броневиков и убить Николса.
Единственный свидетель ограбления, хозяин собаки, бросился бежать и не видел, как уехали машины. Сами машины, которыми воспользовались грабители, так и не нашли, поскольку никто не смог описать, как они выглядели.
Узнав, где были спрятаны химические бомбы, полицейские сразу допросили тех, кто пересчитывал деньги в бухгалтерии ипподрома. Выяснилось, что к ограблению причастно несколько сотрудников, один из свидетелей вызвался назвать имена. Несмотря на протесты непричастных, троим работникам предъявили обвинения и арестовали. Но никто так и не назвал имен людей, которые забрали деньги, убили Стива Николса и скрылись. А попавшие за решетку либо отказывались от сотрудничества, либо, как подозревал теперь Вильяторо, действительно не знали, кто совершил ограбление.
Несмотря на поздний час и выходной день, Вильяторо позвонил бывшей напарнице и оставил ей сообщение.
— Селеста, извини, что беспокою так поздно, но не могла бы ты в воскресенье съездить в отдел и поднять материалы дела Санта-Аниты? Проверь, не встречается ли в них фамилия Ньюкерк. Имени не знаю, но этот человек раньше служил в полицейском управлении Лос-Анджелеса. Где-то я слышал его фамилию.
Он помолчал.
— Как только что-нибудь узнаешь, сразу же звони мне.
Гонсалес жил на вершине холма, откуда открывался захватывающий вид на лес в долине и освещенные луной горы на расстоянии восьмидесяти миль. Со своего места на веранде Ньюкерк видел озеро, формой напоминающее почку и отражающее в зеркальной глади луну и звезды. Как и его товарищи, Гонсалес владел домом, о котором еще десять лет назад не посмел бы даже мечтать. В Лос-Анджелесе такой особняк стоил бы миллионов семь-восемь, и это без стоимости земли, на которой он стоял.