– Я всю ночь про тебя думала, – сказала она после того, как я ее поцеловал раз десять. – У меня был такой тоскливый вечер с парой скучных стариков!
– Говоришь, всю ночь меня вспоминала?
– Честное слово, вспоминала, – сказала она и поцеловала меня снова. – У меня все никак не проходит ужасное предчувствие, что что-то обязательно случится.
– Это чувство испытывает каждый мужчина, вступающий в битву.
– Выходит, наша семейная жизнь будет битвой, так, что ли?
– Если и будет, то ты в ней победишь, детка. Я сдамся.
– Погоди, вот доберусь я до тебя сегодня вечером, – прошептала она. – Сдашься, как миленький.
– Твое зеленое платье просто потрясающее.
– Но тебе больше нравятся горячие цвета?
– Конечно.
– Когда мы поженимся, я буду носить только красное, оранжевое и желтое...
– Ты сейчас можешь поговорить?
– Конечно, а о чем?
– Круц мне кое-что сказал – о тебе.
– Да?
– Он считает, что ты величайшее событие в моей жизни.
– Продолжай, – улыбнулась она.
– Ну...
– Так что?
– Черт, не могу больше говорить. Прямо днем, да еще без спиртного в желудке...
– Да о чем вы с ним говорили, глупыш?
– О тебе. Нет, скорее, обо мне. О том, в чем я нуждаюсь и чего опасаюсь. Он уже двадцать лет мой друг, но вдруг узнаю, что он еще и интеллектуал.
– Так в чем же ты нуждаешься? И чего опасаешься? Не могу себе представить, чтобы ты чего-нибудь боялся.
– Он знает меня лучше тебя.
– Как грустно! Не хочу, чтобы кто-нибудь знал тебя лучше, чем я. Расскажи мне, о чем вы говорили.
– Сейчас мне некогда, – сказал я, ощущая, как растет газовый пузырь, и солгал: – Я еду по вызову, а к тебе заехал на минутку. Я тебе все расскажу вечером. Я приеду к тебе в половине восьмого, и мы отправимся куда-нибудь пообедать, хорошо?
– Хорошо.
– А потом поваляемся на твоей кушетке с бутылочкой хорошего вина.
– Просто прекрасно! – улыбнулась она своей чистой, горячей, женственной улыбкой. Я не удержался и поцеловал ее.
– Увидимся вечером, – прошептал я.
– Вечером, – выдохнула она. Я неожиданно осознал, что стискиваю ее в объятиях. Потом она встала в дверях и долго смотрела, как я спускаюсь по лестнице.
Я уселся в машину и бросил в рот по паре таблеток каждого сорта, потом взял еще горсть таблеток из бардачка и распихал их по карманам.
Проезжая по знакомым улицам участка, я стал гадать, почему я не смог поговорить с Кэсси так, как собирался. Если ты собираешься жениться на женщине, то следует учиться рассказывать ей о себе почти все, что она имеет право знать.
Подъехав к телефонной будке, я позвонил Круцу. Ответил лейтенант Хиллард, а через несколько секунд я услышал голос Круца: «Сержант Сеговиа?» Он произнес это так, словно задавал вопрос.
– Алло, сержант Сеговиа, это будущий бывший офицер Морган, чем вы там, черт возьми, занимаетесь, кроме перекатывания карандаша и перекладывания бумажек?
– А чем ты там занимаешься, кроме игнорирования вызовов?
– Разъезжаю по своему несчастному участку и думаю о том, как здорово будет плюнуть на это занятие. Ты уже решил, куда хочешь поехать со мной на ленч?
– Ты никуда не обязан меня тащить.
– Послушай, черт возьми, мы все-таки отправимся в какое-нибудь приятное местечко, и если не хочешь выбирать ты, я сделаю это сам.
– Ладно, тогда отвези меня к Сеймуру.
– На моем участке? Черта лысого. Давай так, мы с тобой встретимся у Сеймура в половине двенадцатого. Можешь выпить чашечку кофе, но не вздумай есть ни крошки, потому что оттуда мы поедем в одно известное мне местечко в Беверли Хиллз.
– Да, это далеко от твоего участка.
– Короче, я подхвачу тебя у Сеймура.
– Хорошо, 'mano, ahi te huacho.
Повесив трубку, я усмехнулся его мексиканскому жаргону, потому что, если поразмыслить, Круц только тем и занимался, что наблюдал за мной. Большинство людей говорят «Еще увидимся» именно потому, что они это и имеют в виду, но Круц всегда за мной наблюдал. И мне стало приятно, что за мной будет наблюдать старый друг с печальными глазами.
16
Я снова забрался в машину и проехал вниз по Мейн-стрит до автостоянки за задней стеной «Розового дракона». Мне так осточертело гонять по улицам эту кучу железа, что я остановился понаблюдать за несколькими парнями на стоянке.
Их было трое, и они явно проворачивали какую-то комбинацию. Я подал машину задним ходом и пятился до тех пор, пока не скрылся за углом здания, потом вылез, дошел до угла, снял фуражку и выглянул из-за угла на стоянку.
Тощий наркоман в синей рубашке с длинными рукавами разговаривал с другим наркоманом – в коричневой рубашке. С ними был и третий, парнишка в майке, он стоял на несколько шагов в стороне. Неожиданно Синяя рубашка кивнул Коричневой, тот подошел к парнишке и что-то ему передал, а тот протянул ему что-то взамен, потом вся троица быстро разошлась в разные стороны. Парнишка направился прямо на меня. Он оглядывался на ходу через плечо, выискивая полицейских, а сам шел прямо мне в руки. Неохота мне сегодня было связываться с наркоманом, но слишком уж все выходило просто. Я спрятался в подъезде отеля, а когда парнишка стал проходить мимо, щурясь от солнца, я выскочил, схватил его за руку и втянул внутрь. Оказалось, это до смерти перепуганный мальчишка. Я толкнул его лицом к стене и ощупал боковой карман джинсов.
– Чего раздобыл, парень? Бенни или красненьких? А может, кислоту уважаешь?[11]
– Эй, отпусти меня! – заорал он.
Я вытащил у него из кармана пять упаковок бензедрина, стянутых резинкой, – по пять капсул в каждой упаковке. Пачки по десять капсул кончились с наступлением инфляции.
– Сколько они заставили тебя за них заплатить, пацан? – спросил, крепко держа его за руку. Вблизи он уже не казался коротышкой, но очень худым, обросшим темно-русыми волосами. Однако он слишком молод для того, чтобы разыскивать в пригороде наркотики с утра пораньше.
– Семь долларов. Но если ты меня отпустишь, я больше никогда не стану так делать. Пожалуйста, отпусти меня.
– Заведи-ка руки за спину, парень, – сказал я, раскрывая коробочку с наручниками.
– Что ты делаешь? Пожалуйста, не надевай их на меня! Я тебе ничего не сделаю.
– А я и не боюсь, что ты мне что-нибудь сделаешь, – рассмеялся я, жуя влажный окурок сигары, который в конце концов выплюнул. – Дело всего лишь в том, что мои колеса не такие резвые, а задница слишком большая, чтобы гоняться за тобой по улицам. – Я раскрыл один из наручников, стожил его ладони за спиной и щелкнул замком, зажав его ладони рядом.
– Сколько, говоришь, ты заплатил за таблетки?
– Семь долларов. Никогда больше не стану их покупать, если ты меня отпустишь, клянусь. – Он возбужденно переминался с ноги на ногу, нервный и перепуганный, и наступил мне на правый носок начищенного ботинка, испачкав его.
– Осторожнее, черт возьми!
– Ой, извини. Отпусти меня, пожалуйста!
– Те хмыри слишком много с тебя содрали за таблетки, – сказал я и повел его к патрульной машине.
– Я знаю, ты мне не поверишь, но я покупал их впервые. И даже не знаю, сколько они могут стоить.
– Конечно, конечно.
– Вот я так и знал, что ты не поверишь. Все вы, копы, никому не верите.
– А ты что, все знаешь о копах?
– Меня уже арестовывали. Знаю я вас. Все вы ведете себя одинаково.
– Ты, должно быть, отчаянный головорез. И список твоих преступлений тянет, наверное, страниц на десять. За что тебя раньше брали?
– За то, что убегал. Дважды. И нечего надо мной насмехаться.
– Тебе сколько лет?
– Четырнадцать.
– Лезь в машину! – приказал я, открывая заднюю дверцу. – И не наваливайся спиной на наручники, а то они затянутся.
– Мог и не беспокоиться, я не стану выпрыгивать, – сказал он, когда я обмотал вокруг его колена ремень безопасности.
– А я и не беспокоюсь, парень.
– У меня есть фамилия. Тилден, – буркнул он, выпятив квадратный подбородок.
– А моя – Морган.
– Меня зовут Том.
– А меня – Бампер.
– Ты меня куда повезешь?
– В Отдел подростковой наркомании.
– И зарегистрируешь?