С тех пор она томилась взаперти на острове посреди озера и видела только слуг, что изредка подметали двор, да Цзян Вэйянь, которую Чан И недавно вышвырнул из окна. Еще Цзи Юньхэ видела самого Чан И… Но ни он, ни слуги ничего ей не рассказывали.
Когда Цзи Юньхэ заметила на листе бумаги знакомые слова, ей показалось, что она еще как-то связана с внешним миром. Поэтому девушка принялась с интересом расспрашивать:
– Ты вломился во дворец Наставника государства, да к тому же лишил жизни принцессу Шуньдэ… Я неплохо знаю его нрав: он не останется в стороне и не спустит подобное с рук. Должно быть, доставил тебе много неприятностей?
Чан И слегка повернул голову и бросил косой взгляд на Цзи Юньхэ.
– Неплохо знаешь Наставника государства, значит… – Лицо тритона источало холод, а голос звучал неприязненно. – И как же, по-твоему, он может мне навредить?
Встречный вопрос застал Цзи Юньхэ врасплох. Девушка полагала, что Чан И либо пропустит замечание мимо ушей, либо сурово отрежет, что это ее не касается. Однако тритон подошел к делу с неожиданной стороны. Поэтому она не сразу нашлась что сказать.
– Он… – задумалась Цзи Юньхэ и снова спросила: – Он вообще ничего не сделал?
Чан И отвернулся и поднес письмо к огню свечи. Его тонкие длинные пальцы держали бумажный лист, пока пламя едва не коснулось их кончиков. Тогда Чан И отпустил уголок и развеял пепел взмахом рукава. Затем поднялся на ноги, и разговор принял знакомый и предсказуемый оборот:
– Это тебя не касается.
Цзи Юньхэ кивнула и обиженно надула губы. Ну конечно, ничего нового она не услышит. Глядя в спину Чан И, который собрался уходить, она осведомилась:
– А что в этом мире меня касается?
Чан И замер, но так и не ответил.
– Будешь держать меня взаперти даже после моей смерти? – не унималась Цзи Юньхэ. Она перевела взгляд на исхудавшие бледные пальцы. – Ты знаешь, о чем я мечтаю и что ненавижу, поэтому заточил меня в четырех стенах, чтобы наказать. Хотел, чтобы я страдала и потеряла надежду…
Тритон молча слушал, не смотря на девушку и не уходя.
– И ты добился своего, – признала Цзи Юньхэ.
Тут он обернулся. В его глазах цвета синего льда не отразилось ни тени волнения.
– Очень хорошо. – С этими словами тритон покинул комнату так же тихо, как вошел.
Угли в жаровне полыхали без устали. Цзи Юньхэ откинула одеяло и встала с кровати. Подойдя к окну, она толкнула створку, и в комнату со свистом влетел, грубо ударив в лицо, снежный ветер. Ледяные порывы пронзали насквозь, словно пытаясь содрать с лица девушки последний слой истончившейся кожи. Цзи Юньхэ немного постояла на ветру, ожидая, пока рассеется жар, охвативший все тело, захлопнула окно, села за туалетный столик и уставилась в зеркало.
– Я, конечно, перед ним виновата, но это уже чересчур, – сказала она и провела рукой по щеке.
Печать крайнего истощения и усталости на ее лице сразу бросалась в глаза. Девушка вздохнула:
– Умолять Чан И бесполезно. Я сижу под замком, света белого не вижу, мое тело слабеет, аппетит пропал, меня тошнит кровью… Это невыносимо.
Цзи Юньхэ раскрыла ладонь, призывая силу, сокрытую в ее теле. С кончика указательного пальца сорвался виток черной дымки, которая давно не давала о себе знать. Пульсируя, дымка прибывала, она дрожала и трепыхалась, то сбиваясь в сгустки, то растворяясь в воздухе. Глаза Цзи Юньхэ слегка оживились.
– Мне осталось всего несколько дней. Почему бы не повеселиться напоследок?
После этих слов на кончике ее пальца вспыхнула искра черного пламени.
Тем временем далеко на юге, на другом краю заснеженных земель, столицу великой империи Чэнь заливал лунный свет. В городе действовал комендантский час и царила тишина. Снега не выпало, однако стоял сильный холод.
В личных покоях Наставника государства на кровати под балдахином из многих слоев белоснежной кисеи лежала женщина в красных одеждах. Ее тяжелое дыхание тут же обращалось в пар. Левая нога, обе руки, шея и лицо женщины были перевязаны, из-под белых бинтов виднелись только рот, нос и один глаз. Ее взгляд не отрывался от светильника подле кровати. Она пристально смотрела на пламя свечи, и облака белого пара вырывались из ее рта все чаще: несчастную переполнял ужас.