Митька никак не ожидал, что Тарас Маркелович может остаться с Ивашкой. С первых дней работы на прииске он полюбил Суханова за его прямой и решительный характер, за его умение обращаться с народом. Рабочие и старатели не только боялись его, но и уважали.
- Неужели ты меня на самом деле бросить хочешь, Тарас Маркелыч? искренне огорченный и напуганный, взмолился Степанов.
- Не послушаешься - брошу, - твердо заявил Суханов.
- Трудно мне с ним помириться, - тяжело вздохнул Митька, чувствуя, что старик не изменит своего решения.
- Знаю. Но ты меньшой и ради дела уступить должен. Ну, живите врозь, шут с вами, только сук не рубите, на который вас посадил счастливый случай.
- А мать? Она проклясть меня собиралась.
- Страшно, да не очень... Матери обидно, вгорячах всякое сказать может, обижаться тут не следует, на то она и мать. Мать я сам уговорю, но сходить тебе следует домой. Постыдят, побранят, не без этого, да и заслужил ты, удалой молодец... А свадьбу надо сыграть потише да попроще, и так, наверное, на всю округу нашумели... Я вчера на прииске двух лазутчиков поймал, из других компаний подосланы. Охрану надо покрепче иметь... Так-то, молодец, ступай и мирись...
В дверь постучали. Вошла Зинаида Петровна. Она почти насильно ввела за собой закутанную в белую шаль Олимпиаду. Вдова стыдливо опустила голову и не знала, куда девать руки.
Митька, изменившись в лице, поздоровался и суетливо стал усаживать гостью на диван.
Тарас Маркелович видел ее первый раз. Румяные щеки Олимпиады горели, утолщенная верхняя губа маленького чувственного рта чуть заметно вздрагивала.
"Экая сытая телушка", - подумал Суханов и, не желая смущать молодых людей, молча вышел. Ушла и Печенегова.
...При содействии Суханова и Печенеговой Митька Степанов помирился с родными, жить же временно остался у Зинаиды Петровны. Там же поселился и Петр Эммануилович Шпак. Тарасу Маркеловичу было поручено строить для молодых большой новый дом. Богатые новые хоромы начал строить Иван Степанов. В городе Зарецке, при посредничестве Шпака, братьям Степановым был открыт неограниченный кредит.
Митька с Олимпиадой собирались отправиться после венца в Петербург. На столицу хотелось взглянуть и себя показать.
Ч А С Т Ь В Т О Р А Я
______________________________
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Офицер британских королевских войск Бен Хевурд, вернувшись с утренней верховой прогулки, стоял возле крыльца коттеджа и наблюдал, как Рем, мальчишка-мулат, вываживал на корде чистокровную арабскую лошадь вороной масти по кличке Ночь. Лошадь была высоконогая, подвижная, с коротким хвостом и, видимо, не особенно покорная. Она резко вскидывала сухую продолговатую голову, круто выгибала точеную шею и рвалась в ворота конюшни.
- Короче повод, Рем! - крикнул Бен Хевурд.
Чисто выбритый и свежий, одетый в фиолетового цвета куртку, он провожал лошадь спокойными, коричневыми глазами и слегка улыбался. Бен Хевурд был доволен утренней поездкой. Он был так хорошо настроен, что даже забыл дать большеглазому Рему очередной щелчок в лоб, от которого подросток-мулат забавно скалил белые, крепкие зубы, стараясь изобразить на искаженном лице подобие приятной улыбки. Это было очень смешно. Бен Хевурд любил иногда развлечься и пошутить...
Причиной его великолепного настроения была не только утренняя прогулка верхом. Сдалась, наконец, дочь немецкого банкира Эльза и пообещала стать его женой. Эта двадцатидвухлетняя девушка была строга и упорна. Однако после того разговора об отце, его доходах, Эльза разрешила целовать себя. Расспрашивала о многом и даже о том, во сколько оценивается золотник золота. Бен показал ей письмо от отца. Мистер Хевурд писал, что в Оренбургской губернии два местных жителя открыли богатейшие золотые россыпи, приглашал сына приехать погостить и журил его за некоторые легкомысленные поступки. Перед молодым человеком открывались в связи с согласием Эльзы блестящие перспективы.
С бодрым, радостным чувством он отправился на службу. Однако очень скоро радость его была омрачена. Полковник официально и сухо сообщил ему, что на завтра его вызывают для секретной беседы в генеральный штаб. Это было так неожиданно, что Бен Хевурд растерялся. Да и было отчего. Офицеров редко вызывали в генеральный штаб. Причину вызова, по-видимому, не знал и командир полка.
Всю ночь Бен Хевурд ломал себе голову, вспомнил свои крупные и мелкие проступки, но ничего подходящего не находил.
Скверно было на душе у молодого Хевурда, когда он на другой день шел к высокому начальству. Молчаливый и вежливый офицер в чине майора повел его по мрачной, из черного мрамора, лестнице, застланной мягким ковром, затем шли по длинному коридору, полутемному, несмотря на то что под потолком висели люстры.
В кабинете со стенами, увешанными картинами, за длинным письменным столом, в кресле с высокой спинкой сидел пожилой седеющий генерал с круглой, гладко выбритой головой. На толстоватом носу генерала были надеты очки, прикрывавшие тусклыми стеклами большие серые глаза.
Бен Хевурд много раз видел это лицо на журнальных фотографиях. Там оно выглядело добродушнее и привлекательнее.
- Вы сын Мартина Хевурда? - гортанным, захлебывающимся голосом спросил генерал.
- Да, сэр! - чересчур громко от сильного волнения ответил Бен.
- Я не глухой, капитан. Говорите потише.
- Виноват, сэр.
- Вы, я вижу, волнуетесь! Ничего, это пройдет... Не желаете ли отправиться в длительное путешествие? - неожиданно спросил генерал.
- Смотря куда, сэр... если вы спрашиваете о моем желании. Обычно у военных об этом не спрашивают.
- Вы хотите сказать, что вас можно послать и на тот свет? Нет, пока вы поедете только в Россию к своему отцу... Вы, кажется, единственный сын?
- Благодарю вас. Это действительно так, сэр, - охваченный радостью, ответил Бен.
- Вот и отлично... Будем откровенны, мой мальчик. Я давно знаю вашего отца, вас видел еще ребенком, когда вы с отцом и матерью уезжали в Россию. На Урале открываются все новые месторождения золота и ценных руд, - лениво перелистывая в папке бумаги, говорил генерал. - Британское правительство очень заинтересовано в деятельности компании, возглавляемой вашим отцом...
Бен Хевурд не знал, что сидящий перед ним генерал был заинтересован в делах отца прежде всего как акционер, вложивший в концессию свой личный капитал.