С по-настоящему сильным противником нужно играть честно. И я попаду в «ТК», чего бы мне это ни стоило. Тоже тихо и красиво — по правилам. А для этого мне нужно получить присланное нашему каналу приглашение.
Разгулявшееся воображение тут же рисует, как я крадусь по коридорам двухсот четвертого этажа «Пятого», нарядившись в черное обтягивающее трико и балаклаву… Получить легально, я сказала!
Раздраженно машу перед лицом руками, развеивая видение, и продолжаю вышагивать по своей гостиной в попытках придумать нечто сногсшибательное, что принесет мне славу, успех и премию и наверняка обеспечит билетом на Лондор. Ха-ха, всего-то, да? Сущие мелочи!
С психа сдергиваю с ноги пушистый розовый тапок с меховым помпоном на носу и швыряю его в стену. Тапочек легкий, но по закону подлости попадаю прямехонько в фоторамку, которая, качнувшись то в одну, то в другую сторону, с грохотом падает вниз. Осколки по всему полу.
Закатываю глаза и галопом мчусь в ванную.
После такого денька мне непременно нужна ванна с пенкой.
И вино. Вино, да.
Когда уже за полночь мой бестолковый братец возвращается домой, «толковая» я сижу за барной стойкой и, обнимая бутылку, на дне которой еще плещутся остатки белого вина, одной рукой, пытаюсь справиться с оберткой конфеты — второй и зубами.
— Ого!
Шон растерянно замирает в дверях и медленно опускает гитару на пол. Я хорошая сестра, я промолчу, что он притащил черт-те где побывший чехол в мою кухню. Место. Где. Едят!
— Я сейчас выброшу твою гитару в мусоросбор…ик!
Или не промолчу…
Глаза брата ползут на лоб и теряются где-то в волосах, а я отмахиваюсь и отворачиваюсь. Черт с ним. Сегодня я жалею себя и не желаю отвлекаться на других.
«Ты эгоистка, Кайя! — кричал мне отец в один из последних наших полноценных разговоров, когда я зашла домой забрать что-то из оставшихся там вещей. — Ты махровая эгоистка!»
Да, я такая. Снова икаю и делаю большой глоток из почти опустевшей бутылки. Питье всегда помогает при икоте, так еще бабушка учила.
Шон, от греха подальше таки убравший свою гитару с моих глаз, проходит в кухню и останавливается с противоположной от меня стороны барной стойки. Руки в задних карманах джинсов, челка на глазах, покачивается с пятки на носок, чего-то ждет.
Хмыкаю и забрасываю в рот очередную конфету. За последний час я мастерски научилась ловить их губами в полете.
— Сестренка, да ты в дрова, — комментирует братец.
Проверил бы он такое количество почты, какое сегодня пришлось перелопатить мне, напился бы еще и не так. Надеюсь, предательница Линда икает не меньше моего.
— Отстань. Я расслабляюсь, — шикаю на этого доброхота и снова прикладываюсь к горлышку.
На самом деле, бутылка всего третья, а вино не слишком-то и крепкое, но на голодный желудок сработало что надо. Да и не напивалась я пару лет как минимум — подрастеряла весь свой студенческий стаж, так сказать. Нужно наверстывать.
— Мужика тебе надо, — поразмыслив некоторое время, глубокомысленно выдает Шон.
Я едва не падаю со стула от такой наглости. И даже чуть-чуть трезвею.
— Совсем… — Собираюсь рявкнуть: «Совсем оборзел?!» Но внезапно передумываю. — А ты не знаешь случайно кого-то подходящего? — спрашиваю на полном серьезе. Да, знакомые брата, скорее всего, тоже музыканты и младше меня, но мне же не для «долго и счастливо». — Кого-нибудь спортивного, смуглого и с отличной задницей? — озвучиваю полноценный запрос.
— Чернокожего в смысле? — уточняет Шон. И по его лицу видно: он до сих пор не может понять, шучу я или нет. Не шучу.
На мгновение задумываюсь над вопросом. Можно и черного, конечно. Но с классной задницей непременно… Однако образ одного наглого камикадзе упорно не желает выходить у меня из головы.
— Не-е-ет, — все же отказываюсь от чернокожего знакомого. — Хочу просто смуглого. Что-то вроде латиноса.
На лице Шона откровенное недоумение.
— Забудь, — отмахиваюсь и принимаюсь копаться в горе пустых фантиков, надеясь, что среди них затесалась целая конфета.
Шон со вздохом отодвигает стул и тоже садится. Опирается руками на стойку. На нем футболка с короткими рукавами, а жилистые предплечья, покрытые цветными татуировками, странно поблескивают. Подаюсь вперед и прищуриваюсь, всматриваясь. Ну точно — вон отпечаток губ.
— Мне опять папа звонил…
— Тебе что, поклонницы руки целовали?!
Произносим одновременно, пялимся друг на друга пару мгновений и начинаем ржать. Ну, я начинаю. Потому что я пьяная. А Шон — потому что я ржу. Подхватывает. Он так всегда делает, с самого детства.