— Не совсем, — сказал я, переходя в тамбур. — На самом деле, я хочу поздороваться с древним чудовищем.
Пикфорд вошел за мной в отсек. Нейросеть тяжелой створкой отделила нас от корабля и распахнула широкую пасть ангара.
— Ты не передумаешь? — спросила меня Эби.
— Милая, ты не понимаешь, какое это чудо. Представь, семидесятитысячелетний левиафан. Может, у нас не получится больше встретиться.
По ребристым плитам мы с Пикфордом двинулись к причальному рукаву, который соединял ангар с катером, вывешенным за обшивку «Меррика». Два малых спасательных аппарата стояли тут же, корма к корме.
— Знаешь, — сказала Эби, — мы с Клаусом всерьез обсуждали, получится ли тебя связать.
— Я слышал, — сказал я.
— Ты невыносим! — нервно произнесла Эби.
— И я тебя люблю.
— Дурак!
Пиктограмма Эби погасла.
Пикфорд запросил текущее состояние «хэлперов». Клаус ответил, что связи нет, движения нет, «картинки» нет. Через шлюз мы перешли на катер, откинувший перед нами люк. С легким шипением стравились остатки атмосферы. Пикфорд сел пилотом. Нейросеть запустила короткий отсчет, по окончании которого разомкнула магнитные захваты и пожелала нам счастливого пути.
Мне показалось, будто отображенный на бортовых экранах «Меррик» рухнул куда-то вниз, в бездну, полную жидкого черного кофе, но, на самом деле, это Пикфорд резко увел катер вверх. Миллион километров мы отмахали за восемь минут. Перегрузки ускорения и торможения в гермосьюте были едва заметны. Эби обиженно молчала. Клаус лез с советами при малейшей опасности возвращаться на катер. Ну не может же быть, чтобы у меня совсем отсутствовало чувство самосохранения!
Я, улыбаясь, думал о «чужаке». Как он перестанет быть «чужаком» для меня. Как я хлопну его по стенке соты, как проведу ладонью по треугольному узору, как вступлю в зал и, может быть, дерну одну из колонн за «хобот». Ничего-то мой экипаж не понимал! Ни Клаус, ни Роберт, ни Эби.
— А «малыш» еще жив? — спросил я.
— Да, — ответил Клаус.
— Зафиксируй его в проеме, когда я пройду. Не сразу же его вырубит. Сможете на меня поглазеть.
В обзорный экран заползла одна из сфер. Пикфорд поднырнул под нее. Над колпаком катера проскочили, серебрясь отраженным светом, плети паутины. Мы прошли над толстой основной «ветвью» и поднялись к помигивающей капле зонда. Обезображенная вмятинами «виноградина» гигантским глазом повисла прямо перед катером. Тени, застывшие на изломанных сотах, казались складками сморщенного века.
— Все, — сказал Пикфорд, — мы на месте.
— Ребята, у вас все хорошо? — спросила Эби.
— Разумеется, — сказал я.
Эби шумно выдохнула.
— Я не с тобой разговариваю! Роберт, как вы там?
Пикфорд посмотрел на меня.
— Все в порядке, Эби, — сказал он. — Твой муж готов выпрыгнуть из катера, едва только разрешит нейросеть.
— Дай ему по голове, — сказала Эби.
— Скорее, он даст мне по голове, — сказал Пикфорд.
Я показал ему большой палец. Люк на катере ушел в сторону. Нейросеть наметила траекторию движения. Пунктир вел вверх. Я встал на приступке, задрал голову. Сфера «чужака» смотрела на меня. Зонд казался пылинкой, повисшей в зените.
— Ребята, я пошел, — сказал я.
— Попробуй только не вернуться! — крикнула Эби.
— Вернусь!
Я оттолкнулся от катера. Микродвигатели дали импульс. Космос принял меня, раскинул темные рукава, бесшумно заскользил рядом. На визоре отобразилось лицо Клауса.
— Веду тебя, — сообщил он.
Сфера выросла в размерах. Мятый бок, обломки, резкие тени. Трещина взламывала шестиугольные плиты обшивки. Я потерялся на ее фоне. Новый импульс подбросил меня в разлом, к сотам. Я раскинул руки, отдав управление гермосьютом на откуп нейросети. Мои черные силуэты ускользали от света с катера и зонда.
— Почти на месте, — сказал я, когда открытая сота повисла передо мной.
— Вижу, — отозвался Клаус.
— Мы видим, — сказала Эби.
— Ребята, вы не представляете, как это великолепно! — сказал я.
С минуту я висел, пытаясь вобрать красоту «чужака». Удивительный корабль. Странный. Невозможный. Кто был его хозяевами? Инсектоиды? Какие-нибудь люди-пчелы? Или это был автомат?
Я спланировал, включил гравиторы и пошел в глубину соты пешком. Пыль, мелкие обломки бились о забрало и живот, отлетали, кружились. Узор вился по стенам, забираясь под потолок прерывистой спиралью. Треугольники. Дуги. Точки. Канальцы на уровне моего роста и выше, ветвясь и вновь соединяясь, сопровождали меня по пути.
Остановившись, я посветил наверх. Зеленоватая «шуба» игольчатыми, искристыми наплывами растеклась на высоте пяти метров. Что-то, похоже, действительно вытекло. Отколоть бы один кусочек.