Кажется еще секунда и все! Я потеряю его навсегда!
Все исчезает вновь, а мрак медленно рассеивается. Я слышу пронзительный писк, который до боли давит на голову. Кажется кровь из ушей пойдет. Но вот пропадает и он. Дышать становится легче. Открываю глаза — белый потолок. Такие же и стены. Чувствую боль в руке. Поворачиваюсь, из нее торчат какие-то трубки. Капельница.
Осознание приходит сразу: я в больнице.
Пытаюсь встать, приподняться на постели, не выходит. Тело такое тяжелое, словно из камня высечено. Голова начинает гудеть. Надо кого-нибудь позвать.
Смотрю на тумбочку рядом — ни телефона, ни вещей на ней нет. Черт. Как я тут вообще оказался? Я же должен был сейчас гулять с Элионом по ночному городу.
« Кстати, а „сейчас“ — это когда? » — проносится в сознание.
Окна зашторены, а весь свет искусственный, от продолговатых светодиодных лам, скрытый в подвесном потолке. Либо сейчас вечер, либо тут просто зашторены и горит свет. Расточительно, конечно, но кто я, чтобы указывать?
Я открыл рот, пытаясь произнести хоть слово, чтобы позвать медсестру или еще кого. Одни хрипы. Язык не шевелится.
« Что же это со мной?» — начал паниковать.
Самые ужасные мысли поселились в сознание. Я вздрагивал, пытаясь встать и достать до тумбочки. Опять безрезультатно. Вот уж не знаю, сколько бы еще продлились мучения, если бы в палату не зашла медсестра — молодая девушка-альфа, на бейдже которой было имя Ванесса.
— Ой! — воскликнула она. — Вы очнулись.
Не знаю, должен ли я был на этот что-то отвечать, так что просто лежал и пытался хотя бы взглядом выпытать что-нибудь.
— Вас привезли два дня назад, — кажется Ванесса поняла мои невербальные сигналы. — У Вас был отек Квинке. Все лицо распухло. Его вызвала аллергия на что-то из того, что Вы съели. На что именно сейчас проверяю в лаборатории, — она поправила одеяло на кровати. — Обездвижены Вы из-за снотворного, что вам было решено вколоть, — я удивился. — Понимаете, Вы бредили: вздрагивали, кричали и ругались. Врачи побоялись, что Вы причините себе вред. Отдохните еще немного, поспите. А как проснетесь — уже все пройдет.
Как бы мне не хотелось возразить ей, вскочить с кровати и уйти отсюда, я физически ничего не мог сделать. Оставалось только лежать, глядя в высокий штукатуренный потолок. В голове роились мысли, подобно вороху пчел. О Дне Рождения Эла и о моем сне. Признаться, до сих пор не покидало это чувство тревоги. Словно, с омегой правда могла произойти беда.
Казалось, холодок прошел по телу, как только представил.
Я многих терял в этой жизни. Своего родного отца, который проклиная свою ужасную, беспросветную жизнь, решил забыться в бодяженном амфетамине. Друзей, что, как выяснилось, за родителями и деньгами не видели самого меня. О последних, кстати, я не грущу. Всю свою жизнь я знакомился, а затем расставался с кем-то, вычеркивая этих людей из своей жизни навсегда. До настоящего момента, единственными, кто были рядом, оставались Алан и Лео. Но это родители. Я дорожу ими, люблю. Но только… Тут все иначе.
Кто бы что не говорил, каким сильным и независимым не хотел казаться, он все равно, глубоко в душе ждет человека, что будет близок его душе. Элион был такими для меня, особенным. Он внес сумбур и краски в мою серую жизнь. То веселый, то грустный, пугливый и бойкий. Такой разный, непостоянный. Но всегда любимый. Дня не могу прожить, не поговорив с ним, хотя бы по телефону или в СМС. Если плохо ему, то и мне. Легко понять, когда Эл скрывает что-то. Такому безэмоциональному и скучному мне, Купер был противоположностью.
Его вещи уже обосновались в моей квартире. В ванной появилась еще одна зубная щетка, на кухне кружка с веселой рожицей кота. Все продукты покупает Элион. В моему шкафу у него есть отдельная полка. Даже лоток Вампиру прикупил, вдруг Эл задержится у меня на пару дней. Не помирать же коту от голода.
Когда я видел тот сон, когда казалось, что парень вот-вот прыгнет вниз, мое сердце пронзила острая боль. Я не знаю, кем могу быть без него. Разве что лишь пустой куклой, бесчувственным манекеном.
Под грузом тяжких дум и остаточного эффекта транквилизатора, я уснул.
В очередной раз в сознание я пришел уже от легких поглаживаний по голове. Попытался открыть глаза. Слишком светло, ярко. Неприятно. Приходится жмуриться. Сквозь почти сомкнутые ресницы плохо видно, но я смог разобрать силуэты Алана и Лео. Они оба сидели около моей кровати. Пальцы папы мягко скользили по моей шевелюре, разделяя ее на пряди. Отец же одной рукой крепко сжимал его руку, другой мою.