— Ну, что скажешь? — спросил Габров жену, когда они вошли в квартиру.
— Не знаю, что тебе ответить… Я до сих пор ещё не отошла от всех этих событий…
Литератор задумчиво посмотрел в потолок прихожей.
— Знаешь, в фантастике в подобную ситуацию попадает, как правило, герой-одиночка. А нас много…
— Ага, в фильмах ужасов друзья пропадают один за другим, — мрачно заметила Габрова. — Конечно, нам вряд ли стоит пытаться избежать всего этого. Ведь судя по их возможностям, они действительно найдут нас где угодно. Но у меня не укладывается в голове: как мы сможем просто вот так взять и бросить прежнюю жизнь? Что мы тогда скажем твоей матери и моим родителям? Или ты думаешь, что их поселят с нами?
— Насчёт родных и близких не знаю, но о прежней жизни точно можно забыть, — ответил Габров. — Нам предлагают нечто необычное, что не вписывается в представление о привычном для нас мире. Я несколько лет пишу фантастические рассказы и сценарии для компьютерных игр, мечтая посмотреть «от первого лица» на что-то из того, что сам же сочинил. И тут нам это предлагают! Конечно, подозрительно, что к нам отнеслись столь по-доброму, и даже дали время на размышление…
— Думаешь, они потребуют «продать душу»? — с иронией заметила Габрова. — Всё может быть. Хотя то, что эти ребята — наши собратья по вере, вселяет некоторую надежду на лучшее.
— Надеюсь, что они не притворяются, и это действительно так, — сказал литератор. − Хотя у них, наверное, старообрядчество или что-то вроде того… Они ведь о реформе Никона понятия не имели.
— Ну, так что же ты предлагаешь ответить им завтра?
Габров прошёл на кухню и посмотрел в окно.
— Я готов отправиться в это «путешествие», если ты пойдёшь со мной. Без тебя я всегда «не в своей тарелке».
— А как же иначе? Куда ты, туда и я…
Жена подошла к нему и тоже стала вглядываться в ночное небо.
— Мне не даёт покоя одна мысль, — произнесла она. − Этот Иакинф сказал, что у него шестеро детей… А я тебе даже одного всё не могу родить. Вдруг там найдётся способ это исправить? Я пойду с тобой.
— Тогда завтра в четыре часа дня мы должны быть вместе со всеми.
На минуту повисла пауза. Внезапно литератор резко обернулся к жене.
— И ещё знаешь что?
— Что?
— А я что-то жрать хочу!
— Да? А знаешь что?
— Что?
— И я тоже!
Глава 9
Егоров по дороге к метро выкурил полпачки сигарет. Всё происходящее не укладывалось в голове. Он был убеждённым материалистом и был готов поверить, в крайнем случае, в инопланетян, а «набожные бояре» из параллельно существующего пространства в картину мира не вписывались. Если весь вечер Слава сохранял хоть какое-то внешнее самообладание, то теперь оно совсем покинуло его. Он ехал по одной ветке с Владимиром, который был тоже достаточно ошарашен путешествиями в пространствах. Егоров предлагал ему зайти в какой-нибудь кабак, хорошенько выпить.
— Нет. Я пить не буду, — сказал Владимир. — Завтра я отправлюсь на встречу. Хочу всё-таки узнать, в какое дело нас хотят втянуть. Не знаю только, что мне Кате сказать. Видимо, придётся отложить встречу с ней. Эх, нехорошо получается…
— Ну и иди! Только зачем тебе всё это? Тебе 24 года. У тебя есть хорошая специальность. Ты не местный. Смойся к себе в Екатеринбург, к мамке с папкой. И Катюху свою прихвати. Авось спрятались бы где-нибудь там в столице, а то и вообще за Уралом, «во глубине сибирских руд», от этих «бояр-инквизиторов». Девушка твоя наверняка обидится, если ты скажешь, что не можешь завтра.
— Нет. Я твёрдо решил. Если Катя обидится, то я потом ей как-нибудь всё объясню. Это лучше, чем просто исчезнуть неизвестно где… Но… Блин… Это всё так сложно…
Владимир пустым взглядом посмотрел на тянущиеся по стене тоннеля провода. Слово «служба», произнесённое Иакинфом, для него было синонимом угнетения и бюрократии. Он был анархистом, презрительно относился к выборам, считая что честности в них не может быть, покуда существует государственная власть. Однажды, учась на втором курсе института, он даже был привлечён к административной ответственности за участие в несанкционированном митинге возле избирательного участка. Столкновение с другой реальностью выбивало его из привычной колеи событий. Телепортация, прочие неведомые технологии и совершенно иная культура людей затерянного мира манили к себе какой-то странной жаждой приключений, которую Владимир сохранял в себе наряду с «застарелым» юношеским максимализмом. Перспектива того, что при этом ему придётся служить какому-то явно иерархическому и весьма религиозному сообществу, сильно огорчала художника-мультипликатора. Чаша весов колебалась.