Проводив гостя и закрыв за ним двери, мужчина сполз по стене на пол.
– Как сказал Сократ: «Я знаю, что я ничего не знаю», – с отчаянием произнёс Петренко-старший.
Когда-то, услышав про это изречение древнего философа, он счёл его дураком, а теперь же всё так обернулось, что Сергей Петрович, считая себя умным, правильным и непогрешимым, вдруг узнал, что ничего толком не знал. И, оказывается, Сократ был в чём-то очень даже прав, а он... он... И мужчина в ужасе обхватил голову руками.
Когда сын разбил его икону, Сергею Петровичу казалось, что хуже быть не может. Сын, надежда и гордость, совершил столь ужасное! А если об этом узнают? Как после этого людям в глаза смотреть-то? Поэтому он искренне обрадовался, когда сын молча покинул дом. И даже изобразил возмущённую добродетель. Максим в дальнейшем не предпринял ни единой попытки связаться с отцом, а тот, в свою очередь, пропускал мимо ушей слова родственников о «блудном сыне». Если их вначале и пытались хоть как-то помирить, то потом, не выдержав двойного груза неслыханного и ослиного упрямства, махнули на них рукой. Дед Василий, впрочем, тогда ворчал, что «ослы – это ангелы по сравнению с этими детьми», подразумевая под этим обоих Петренко. Деда, однако же, никто не слушал: гордая и интеллигентная молодёжь сочла тот выпад очередным подтверждением, что у их весьма пожилого родственника уже хроническое старческое недержание опыта, которое ничем не излечимо. И, как это обычно и делает молодёжь, которая себе на уме, деда Василия не слушали. Максим как-то общался с родственниками, даже вначале пожил некоторое время у деда Василия, после чего рано повзрослел и вовсе выпорхнул из гнезда. Причём, даже слишком уж нагло из гнезда выпорхнул – и родственники в большинстве своём этого принять и понять не могли – забросил Родину и подался изучать края далёкие. Да ещё и профессию себе низменную нашёл: стал каким-то журналюгой. А те, как считал клан Петренко, кроме раскопок в чужом белье да раздувания скандалов ничего не делают.
Но, выходит, что он, отец его, совершил нечто ещё более ужасное: усомнился в преданности и честности самого кроткого, тёплого и любящего человека, которого когда-либо знал – своей Марины. Не выяснив ничего, не дав жене ни слова сказать, подозревал, кипел от ненависти, срывался на ней, изливая потоки словесного яда, ревновал, а потом и вовсе рубанул с плеча, выставив её из дома. И её неудачная попытка отравиться не нашла в его сердце никакого отклика, наоборот, ему казалось, что так ей и надо, мерзавке. Она так сделала, потому что мучилась от чувства вины. А потом, после развода, бывший муж всячески крушил и топтал образ матери перед своим ребёнком. Поначалу казалось, что ребёнок на его стороне и авторитет его матери уже никогда не восстанет из пепла. А потом такое кощунственное отношение к отцовской иконе! Но, выходит, что сын просто взял пример с отца, растоптав чью-то святыню. И, может ли разбивание иконы сравниться с тем, как отец год за годом топтал душу своего ребёнка? И, выходит, что сын не очень-то и виноват. А он, Сергей Петрович, сам в себе заблуждался. И, когда наконец-то заглянул внутрь себя, то увидел там нечто столь отвратительное и ледяное, что жить, казалось, дальше уже нет никакого смысла.
– Я знаю, что я ничего не знаю... – убито повторил мужчина.
Всё было разбито, всё было разрушено... им самим... с него началось крушение его семьи! И это ужасно! Осознание этого пробирает невыносимой болью, потому что сам во всём виноват... Так сладко, так приятно сваливать вину на другого, втаптывая его в грязь за свои мучения, но когда ты сам виноват и когда ты с опозданием это понял – ужаснее быть уже не может ничего!
Внезапно мужчина сорвался с места и бросился к телефону.
– Деда Василия можно? Василий Юрьевич, умоляю! Я был дураком! Полным идиотом! Марина ни в чём не виновата! У меня один из предков – японец... Его кинжал мне передала Настасья Петровна... Максим унаследовал какие-то его черты... Ты знаешь, где сейчас Марина? Я очень хочу извиниться! Я был... – и ничего в своей жизни Петренко-старший не ждал так сильно, так взволнованно, как ответа родственника.
Виталий же, выйдя из дома бывшего одноклассника, долго смотрел на чистое голубое небо, потом побрёл куда-то, не разбирая дороги. Впервые за всю его жизнь, с того самого дня, когда ему начал сниться распятый азиат, у Виталия стало спокойно на душе. Он уже не помнил ни усталости, ни душевных мук умирающего. Забыл, как был взволнован, услышав из планшета одноклассника знакомое слово из кошмара. Тогда оказалось, что одноклассник на перемене смотрел японское анимэ. И, судя по субтитрам, то слово было мольбой о прощении. Значит, распятый азиат из кошмаров умолял кого-то его простить...