– Судзуки о мита но?(8) – едва слышно спросил умирающий.
– Айцу о минакатта дзо,(9) – проворчал охранник.
И, повернувшись к осуждённому спиной, продолжил свой путь, уже ни на чьи крики и стоны не реагируя. Костяшки пальцев, судорожно вцепившихся в рукоять его катаны, побелели... Глаза были пустые... и мёртвые... лицо превратилось в каменную маску... Кажется, он умер сам, до того, с кем говорил...
Отношения между Максимом и Виталиком оставались напряжёнными до десятого класса, до того, как Петренко-младший неожиданно бросил школу. К тому времени от былого добродушного и дружелюбного Максима почти ничего не осталось: после выздоровления он замкнулся и всё время беседовал с книгами. Петренко-старший промолчал, что в десятом классе сын опять совершил какой-то мелкий проступок, а потом, получив очередную порцию упрёков и укоризны, схватил икону с отцовского комода – и разбил об пол. Точнее, отец опять дурно отозвался о бывшей жене, а нервы Максима не выдержали. Вот он и разбил одну из икон, которыми его родитель так дорожил. И выбежал вон.
Едва захлопнулась дверь за Максимом, Петренко-старший сполз на пол. Он невидяще смотрел на обломки, пока ночная тьма не спрятала их. Максим домой так и не вернулся...
Максим долго шёл по улице... Он не понимал, куда идёт... Казалось, что его жизнь – как чистый лист бумаги. Нет ничего в прошлом. И в будущем ничего нет. Он шёл... Он вроде бы был живой... Но почему-то ничего не чувствовал...
– Нобору, ты правда считаешь, что это хорошая идея? – тихо спросил Судзуки, вертя в руках короткий меч, извлечённый из ножен, – Думаешь, этот заграничный бог, чьи служители допекают нас своими нравоучениями, действительно стоит того, чтобы отказаться от религии наших предков?
– Чем же тебе не угодил Иэсу(10)? – возмутился молодой мужчина, сидящий за низким столиком напротив него.
– Его служители хают всех других богов. Кричат, что наши предки будут гореть в аду, поскольку не знали Иэсу и не молились ему. Служители Будды, не смотря на своё рвение, однако же не столь рьяно нападают на ками и богов, которым поклоняются в других храмах.
– Я покажу тебе, какой это славный бог! – пылко сказал Нобору, стукнув чашей по столу, – Это... ты не представляешь, какая эта вера... какой бог... для него все равны! Он призывает заботиться о людях! Он ценит добрых людей! Я... я покажу тебе и Кэйскэ, когда он приедет, какой это славный бог!
– Уж лучше бы о наследниках подумал! – вздохнул его приятель.
– А ты...
Судзуки задумчиво улыбнулся.
– Она красивая? – заинтересовался Нобору.
– Нет... у неё обыкновенное лицо... Но она добрая и заботливая... Я встретил её в лесу, помог дотащить тяжёлую ношу. Она меня очень вкусно накормила и долго рассыпалась в благодарностях... И я пообещал, что всегда буду о ней заботиться и защищать её, – лицо у молодого самурая стало мечтательным.
– Надеюсь, вскоре покажешь мне своего сына! – Нобору, ухмыльнувшись, потянулся через стол и хлопнул друга по плечу.
Мужчины, сидящие за их столом и соседними, захохотали.
– А позже хочу женить своего сына на твоей дочери, – продолжил молодой воин, – А свою дочь отдам за сына Кэйскэ. Так наша дружба обрастёт ещё и кровными узами.
– Барсук ещё в норе сидит, а они о цене торгуются! – хохотнул кто-то.
– Я собираюсь долго жить, – усмехнулся Нобору, – Хочу успеть сделать всё, что задумал.
Небо в тот день было очень светлое, пронзительно голубое и чистое... Слишком чистое...
– Кто там? – устало спросил Петренко-старший, открывая внутреннюю дверь.
– Я – Виталий Звенигородский! – бодро доложил юноша за дверью и затараторил, надеясь быть услышанным, пока внутренняя дверь не закрылась, – Ученик восточного факультета и будущий учёный-историк. Интересуюсь историей Японии. Пишу диплом на тему восстания на полуострове Симабара. Это с японского острова Кюсю.
– А я-то тут причём? – проворчал хозяин квартиры.
– Ваш предок, Судзуки, к несчастью, неясно, имя это или его фамилия, был среди второстепенных или третьестепенных участников восстания... – продолжил докладывать незнакомец.