– Быть такого не может! – возмутился Сергей Петрович, – Все мои предки – чистые славяне! И православные! – и защёлкал замком, собираясь отрезать себя дверью от навязчивого парня.
– А как же ваш сын?! – отчаянно проорал нахальный гость, отчего рука хозяина замерла на ручке, – Разве Максим похож на чистого славянина?! – и, пользуясь временным замешательством мужчины, продолжил строчить предложениями: – Мы с ним несколько лет учились в одном классе! Я его вдоволь рассмотрел! Хоть у него и двойные веки, хоть форма глаз как европейская, однако ж глаза у него почти чёрные! Волосы толстые, жёсткие! А какие у него скулы? Неужели, не заметили, что они похожи на скулы азиатов?! А ещё он невысокий, узкоплечий! И, когда все наши парни уже гордились появляющейся бородой, он ещё был как мальчишка! А его лицо?! Он же выглядел немного младше своих лет! Надо быть слепым, чтоб не заметить влияния азиатских генов! Конечно, он не чистокровный азиат – уже сколько веков прошло... И теперь в нём лишь отголоски от предков, но...
– Ну-у... – слабо промычал потрясённый Петренко.
И Виталий, почувствовал слабину, добил его:
– А кинжал Судзуки с иероглифами всё ещё у вашей семьи? Я читал о нём в архиве...
– Это царапины! – сдавленно отозвался мужчина.
Имя Судзуки как будто царапалось невидимыми когтями. И прямо по сердцу...
– Это иероглифы! – возмущённо завопил юный исследователь, – К несчастью, былые исследователи, чьи записки я нашёл в архиве, не знали японского языка, а потому смысла тех иероглифов не записали, но... А можно взглянуть на кинжал? Умоляю вас! Ради науки!
Дрожащей рукой Сергей Петрович распахнул замок на внешней двери и впустил гостя. Глаза Виталика пылали энтузиазмом и счастьем. Наконец-то! Наконец-то он увидит тот самый японский кинжал! Прикоснётся к вещи, принадлежавшей тому самому Судзуки!
– А что за восстание-то было? – уточнил хозяин, жестом приглашая гостя на кухню.
Пока он ходил за свёртком – за несколько лет рука его отчего-то так и не поднялась выкинуть треклятый кинжал – Виталий тараторил с кухни. Из его слов Петренко понял, что то самое Симабарское восстание было в 1637-38-х годах. И это самое крупное вооружённое выступление в эпоху Токугава (1602-1868). То ли гнёт налогов и зверства феодалов-даймё стали невыносимыми, то ли власти слишком жёстко выжигали приверженцев распространяющегося христианства... В общем, восставшие шли под христианскими знамёнами и лозунгами. Или же виноват был новый местный даймё, Мацукура Сигэхара? Тот отбирал у крестьян весь рис. Жён и дочерей неплатильщиков хватал – и они умирали под пытками. И первым применил изуверскую казнь, когда поджигали соломенный плащ, надетый на связанного крестьянина. Непосредственный повод выступления – пытка крестьянки на глазах у её отца. Крестьянин не выдержал зрелища – и убил чиновника, проводившего пытку. А среди крестьян были самураи, слуги бывшего даймё, не последовавшие за своим господином и лишившиеся дохода: формально они опустились до уровня крестьян, однако же хорошо владели оружием.
Если верить материалам, основанным на хронике даймё Мацукура(11), то всего в боевых действиях приняло участие 23 888 крестьян (из них 11 552 – женщины), а помощь им оказали 3783 крестьянина (из них 1720 – женщины). И ещё крестьяне с острова Амакуса, о которых в той самой хронике точных сведений нет. Может быть, в замке Хара, последнем прибежище восставших, находилось более 30 тысяч человек. Восставшими в Симабара, как и восставшими в Амакуса, руководил шестнадцатилетний Амакуса Сиро. Сын самурая. Последователи прозвали его Мессией. И утверждали, что он творил чудеса.
Голландцы обстреливали замок Хара с моря. Хотя христианская религия и призывала любить ближних, однако же голландцам это не помешало стрелять в японцев-христиан. После подавления восстания около двух веков голландцы были единственными европейцами, которым было позволено торговать с Японией.
Получив в руки ножны с кинжалом, Виталий впился взглядом в перекрещивающиеся царапины.
– Это иероглифы «новый» и «жить»! – вскоре объявил он, – Вместе читаются как Синсэй. Переводятся как «Новая жизнь». Вероятно, их выцарапал сам Судзуки, уцелевший после симабарского восстания. Наверное, он хотел временно затаиться среди рыбаков. А непогода вынесла судно, на котором он был, в Россию. Учитывая, что рыбацкие суда того времени были крайне плохие, рассчитанные только на плаванье в прибрежных водах, ему крупно повезло, что он вообще смог выжить.