Заметим, что для содержательной постановки задач грамматики достаточно предположить лишь частичное знание предложений и непредложений. Это значит, что в рамках данного рассмотрения мы можем допустить, что некоторые последовательности фонем суть определенно предложения и что некоторые другие последовательности являются определенно непредложениями. Во многих промежуточных случаях мы должны быть готовы предоставить самой грамматике решать вопрос о грамматической правильности предложения, если грамматика построена простейшим образом так, что в нее включаются несомненные предложения и исключаются несомненные непредложения. Это — обычная черта логического анализа понятий[3]. Определенное число ясных случаев предоставляет нам, таким образом, критерий адекватности, пригодный для любой конкретной грамматики. Для одного языка, взятого в изоляции, этот критерий весьма слаб, поскольку ясные случаи могут быть удовлетворительно истолкованы разными грамматиками. Однако этот критерий может превратиться в весьма сильное условие, если мы будем настаивать на том, чтобы ясные случаи удовлетворительно истолковывались для любого языка посредством грамматик, каждая из которых построена по одному и тому же методу. Это значит, что каждая грамматика должна соотноситься с конечной совокупностью наблюденных предложений описываемого ею языка так, как это предусмотрено заранее данной лингвистической теорией. Таким путем мы получаем весьма сильный критерий адекватности для лингвистической теории, претендующей на общее объяснение понятия «грамматически правильного предложения» через понятие «наблюденного предложения», а также для множества грамматик, построенных в соответствии с этой теорией. Кроме того, указанное требование является разумным еще и потому, что нас интересуют не только конкретные языки, но и общая природа языка. По данному весьма важному вопросу можно было бы сказать еще очень многое, но это завело бы нас слишком далеко. Ср. § 6.
2.2.
Из чего исходим мы в действительности, когда намереваемся отделить грамматически правильные предложения от грамматически неправильных последовательностей? Не пытаясь дать исчерпывающий ответ на этот вопрос (ср. §§6, 7), я считаю, однако, нелишним указать на неправильность некоторых ответов, которые, по-видимому, приходят на ум сами собой. Во-первых, очевидно, что множество грамматически правильных предложений не может отождествляться с какой бы то ни было совокупностью высказываний, полученной тем или иным лингвистом в его полевой работе. Любая грамматика рассматриваемого языка проецирует конечную и в известной мере случайную совокупность наблюденных высказываний на множество (предположительно бесконечное) грамматически правильных высказываний. В этом отношении грамматика отражает поведение носителя языка, который на базе своего конечного и случайного языкового опыта в состоянии произвести и понять бесконечное число новых предложений. В действительности любой логический анализ понятия «грамматической правильности в языке L» (т. е. любая характеристика «грамматически правильного в L» через «наблюденное высказывание в L») может пониматься как объяснение этого фундаментального аспекта лингвистического поведения.
2.3.
Во-вторых, понятие «грамматически правильный» не может отождествляться с понятиями «осмысленный», «значимый» в каком бы то ни было семантическом смысле. Данные ниже предложения (1) и (2) равно бессмысленны, но любой носитель английского языка назовет грамматически правильным лишь первое.
(1) Colorless green ideas sleep furiously.
«Бесцветные зеленые мысли спят яростно».
(2) Furiously sleep ideas green colorless.
Точно так же нет никакого семантического основания предпочесть последовательность (3) последовательности (5) или (4) — (6), однако лишь (3) и (4) являются грамматически правильными предложениями английского языка.
(3) Have you a book on modern music?
«Есть ли у Вас книга по современной музыке?»
(4) The book seems interesting.
«Эта книга кажется интересной».
(5) Read you a book on modern music?
(6) The child seems sleeping.
Из этих примеров видно, что всякие поиски определения грамматической правильности, основанного на семантике, останутся тщетными. В действительности, как мы увидим в § 7, существуют основания структурного характера, позволяющие отличать (3) и (4) от (5) и (6); однако прежде чем мы сможем дать объяснение фактам подобного рода, нам придется развить теорию синтаксической структуры намного дальше ее обычных границ.
3
Ср., например, N. Goodman, The structure of appearance, Cambridge, 1951, p. 5—6.
Заметим, что для достижения целей грамматики при наличии лингвистической теории достаточно частичного знания предложений (т. е. знания только наблюденных предложений) языка, поскольку лингвистическая теория устанавливает соотношение между множеством наблюденных предложений и множеством грамматически правильных предложений; другими словами, она определяет «грамматически правильное предложение» через понятие «наблюденное предложение», а также через некоторые свойства наблюденных предложений и некоторые свойства грамматик. Согласно формулировке Куайна, лингвистическая теория дает общее объяснение тому, что «должно» быть в языке на базе «того, что есть плюс простота законов, посредством которых мы описываем и экстраполируем то, что есть». (W. V. Q u i n e, From a logical point oi view, Cambridge, 1953, p. 54; cp. §6.1.)