– Не делай этого, Сора! Нет! Это тебя убьет!
Он пытался изо всех сил, стремился помешать готовящемуся кошмару – его личному кошмару – и не мог. Он снова ничего не мог поделать. Все застыло, как в ужасном сне, воздух превратился в жидкое стекло, в котором все они были точно мухи, застрявшие в янтаре.
Глаза Сораты подернулись сонной поволокой, зрачок расширился, заполняя своей непроглядной чернотой радужку цвета горького шоколада. На несколько ударов сердца он словно бы умер и снова ожил. Но… не он. По комнате пробежался игривый ветерок, всколыхнул его длинную челку и черные, все еще такие непривычно короткие, волосы. Где-то за тонкими стенами пронзительно закричала кукушка, ей отозвалось хриплое воронье карканье. В наступившей тишине частое и неглубокое дыхание Хибики было оглушительно громким. Генри вновь попытался пошевелиться, и на сей раз ему это удалось, но когда Сората бросил на него предостерегающий взгляд угольных глаз, вновь замер, но уже от испуга. Сораты тут больше не было, зато был…
– Сэм? – осипший голос Хибики первым нарушил молчание.
Сората дернул головой, неловко, будто это было не осознанное движение, а короткая конвульсия. Призрак привыкал к живому телу.
– Хибики, – откликнулся он и растянул губы в улыбке. Смотрелось это жутко, ведь во взгляде его ничего не поменялось. Говорила кукла на невидимых веревочках.
Курихара недоверчиво наклонил голову, поглядывая на Кимуру исподлобья. Его пальцы нервно шевелились, будто перебирая четки. Наконец, молчание стало слишком утомительным для обоих – живого и мертвого.
– Сэм! – Хибики устремился к другу, но ровно в одном шаге остановился, так и не решившись прикоснуться. – Прости меня.
– За что? – безэмоциональный голос Сораты медленно окрашивался полутонами чужих чувств, чувств, которые не смогли умереть вместе с телом. – Я не обижаюсь на твои слова, ты же не мог знать, что меня убьют. Ведь если бы знал, ни за что бы не отпустил, да?
Курихара дергано кивнул. Протянул к Сорате руку, и ладонь замерла в сантиметрах от его груди.
– Бьется, – грустно улыбнулся он. – А твое сердце не бьется.
– Будет биться, если ты захочешь! – Сэм перехватил его руку и прижал к себе. – Хибики, я вернулся с того света, потому что обещал всегда быть с тобой! Разве ты не помнишь?
Хибики неожиданно всхлипнул:
– Конечно, помню, придурок, – он высвободил ладонь, но не убрал, а сам взял Сорату за руку и переплел пальцы. – Ты заберешь меня с собой?
В его голосе не было страха или волнения, только обреченность. Он не боялся смерти и не жаждал ее. Казалось, ему уже все равно, жить или умереть.
Сэм стиснул пальцы, будто боялся, что Хибики его оттолкнет:
– Нет. Я останусь здесь, с тобой. Все будет так, как мы вместе мечтали и даже лучше. Мы оба созданы для того, чтобы помогать друг другу. Нам нельзя быть порознь. Нас же ничто не разлучит, понимаешь?
– Даже смерть?
– Ничего.
Хибики снова улыбнулся, и улыбка вышла такой… опустошенной. Он сделал еще один, последний, шаг и, высвободив свою ладонь, погладил Сорату по щеке:
– Ты не прав. Сэм, – он поднял голову, заглядывая в его непроницаемые глаза. – Сэм, ты должен уйти.
Он качнулся вперед, не думая, не мешкая ни секунды. С приоткрытых губ сорвался короткий вздох, который он разделил со своим другом.
Генри видел этот странный поцелуй. Он был пропитан болью, слезами и безысходностью. Смерть нельзя обмануть, как бы сильно не тянулись две души друг к другу, уж он-то точно это знал. И все же его кольнул страх, что Сэм не послушается. И глядя на это, Генри не мог увидеть Сэма – лишь Сорату, и внутри все закипало от противоречивых чувств. А кого видел Хибики перед тем, как закрыть глаза?
Курихара отошел первым и, глядя прямо перед собой, твердо повторил:
– Ты должен уйти. Твое место больше не здесь, Сэм. И я не смогу пойти с тобой сейчас, потому что мое место – здесь. Мы дали друг другу клятву, и мы ее исполним. Ты только дождись меня, ладно? Не забывай меня, если сможешь. Я… Я проживу эту жизнь за нас обоих.
Сората не пошевелился, Сэм внутри него молчал, и Генри молился, молился, молился. И был благодарен Курихаре за его решение. Едва ли сам Генри сумел бы поступить так же.
– Это тело для тебя важнее моей души? – вдруг спросил Сэм, и Курихара вздрогнул, а Генри вздрогнул вместе с ним.
– Ты же сам в это не веришь, – покачал головой Хибики. – Ты пытаешься казаться хуже, чем ты есть. Зачем? Сэма, которого я знал, веселого, неунывающего, не изменила бы даже смерть.