Забегая вперёд, скажем, что ни он, ни она так и не узнали, где она была всё это время. Эта информация стала потом известна наблюдателям просматривающим запись полёта, но они почему-то тоже не раскрыли тайны.
Он отключился. Просто прислонился спиной к стене коридора, сполз на пол и вырубился. Всё было кончено, Изумрудка была потеряна навсегда…
Проснулся от звука глухих ударов и едва различимых криков, где-то в отдалении. Сперва подумал, что ему это кажется и снова закрыл глаза. Но удары и крики повторились снова, и тогда он проснулся окончательно! Это был её голос. Как? Откуда? Этого не могло быть, но это было — Изумрудка кричала испуганно и удивлённо, звала его и, кажется колотила кулаками в стену.
Он вышел в коридор, ещё не веря, ещё думая, что всё это сон или бред. Ведь она не могла выжить — они так и не нашли способ отменить механизм разрушения, заложенный создателями синтезантов в их генетику. В программе, отвечающей за это действо, стояли особо сложные пароли, некоторые из которых грозили разрушить информацию при вскрытии. Поэтому, они решили пока оставить всё как есть и жили тем, что переписывали память девушки, передавая её личность новому телу каждый месяц. Но сейчас они этого сделать не смогли. Так откуда же?..
Неужели?.. Неужели?!! Он хохотал, как безумный, когда до него дошло очевидное! И бежал по коридору, спотыкаясь, как пьяный, хотя с тех пор, как взошёл на борт корабля, не выпил ни капли алкоголя.
Каким же дураком он тогда себя чувствовал! Счастливым дураком! Но какая же она умница!..
Дрожащими руками он разблокировал дверь в отсек синтезирующей машины, схватил в объятия свою Изумрудку и закружил её удивлённую и ничего не понимающую. Да, это была она, его любимая. Но это была она… месячной давности! С этой Изумрудкой они никогда не ссорились. Не было обиды, не было глупого упрямства с его стороны и строптивой мстительности с её.
И всё же она отомстила. По-своему жестоко и одновременно милосердно. Отомстила, совершив маленькое самоубийство, отказавшись сохранять память целого месяца, чтобы стереть из их жизни ссору! Теперь существовало только его воспоминание об этом досадном происшествии, и только его совесть несла этот груз. Вот хитрюга!
И всё же он ей всё рассказал. Не для того чтобы ей тоже пришлось нести часть этой ноши. Для неё эта история была абстракцией, тем, что произошло с кем-то ещё, не с ней. Просто надо было как-то объяснить разрыв в её внутреннем календаре, который она сразу заметила.
Наверное, можно было сочинить какую-нибудь ложь о том, почему они не сделали обычную запись памяти. Но он отказался от этой мысли. Пускай знает, что они тоже могут поссориться, как и любые другие влюблённые. Такое знание полезно, оно вооружает людей против их собственных слабостей и помогает предотвратить беду.
Надо же было случиться такой нелепости! Ему было одновременно смешно и досадно, ведь он никак не мог подумать, что здесь, на умопомрачительном расстоянии от Земли, его постигнет такое одиозное наказание человечества, как… ревность! Это притом, что на корабле они были одни, если не считать анабиотизированных колонистов. Но те спокойно спали в своих саркофагах, для того чтобы прыгнуть через вечность, которая продлится для них не более секунды.
Он знал, что Изумрудка любит его. Он знал, что она ради него выйдет голой в открытый космос, даже если у неё не будет надежды на следующее возрождение. Он это знал и верил ей, но всё же…
А случилось так — он ждал её появления, как всегда в своей каюте. Так у них было заведено, ведь она сама не хотела, чтобы он видел, как её тело исчезает в воздухе, и не хотела, чтобы он был свидетелем её выхода из машины. Почему? Трудно сказать. Если первое ещё было объяснимо, то второе ничем, кроме прихоти назвать нельзя. Ладно, прихоть, так прихоть. Почему бы ей не иметь свои прихоти?
Итак, он ждал её возвращения, как это у них называлось. Ждал с улыбкой, уже не переживая, как в первый раз, когда он оказался на грани нервного срыва, но всё же немного волнуясь. Он всегда немного волновался, и две минуты, (иногда проходило целых пять!), тянулись для него мучительно долго. Чтобы скрасить эти томительные минуты, в тот раз он извлёк из недр полки, встроенной в головах его койки, старый истрёпанный журнал, который взял с собой в полёт с Земли. Он мог бы вывести тот же самый журнал на монитор, как и любую другую печатную информацию, хранящуюся в памяти бортового компьютера, но этот экземпляр был ему особенно дорог, ведь это был подарок с автографом, а на обложке его красовалась фотография человека, которого он любил и глубоко уважал — одного из первых пилотов скачковых перелётов, красавца и героя Ларсена.