— Ректор Диас трудится очень добросовестно. Остались последние испытания, — и будем готовы.
— Отлично, голубчик, веди.
Вниз, на последний, двенадцатый этаж они спустились в пневматическом лифте. Так глубоко внутрь горы проник генерал Микеланджело Астериа, заставив узников и солдат прорубать ходы. Он добрался даже до подземного озера, на поверхности которого плавала сейчас небольшая военная подводная лодка.
Ректор Диас со своим помощником поручиком Онетти ожидал в шлюпке, на которой властелин и сопровождающие его особы доплыли до лодки. Муанта смело спустился по узкой металлической лесенке внутрь корабля. Они погрузились под воду. Поручик Онетти чётко знал подводный маршрут.
Через полчаса диктатор со своей немногочисленной свитой оказался в другом скальном гроте, на этот раз уже лишённом всяких входов, кроме подводного. На маленькой каменной платформе, выбитой лично Онетти, Диасом, Астериа и Гонсалесом, покоились шестьдесят две пусковых установки.
— Своим видом они напоминают мясорубки, а не опаснейшее оружие двадцатого века, — невозмутимо заметил Муанта. — Ну, ребята, если наши расчёты верны, то через пару дней мы наведём порядок на этой праведной планете! Диас, ты уверен, что боеголовки достигнут намеченной цели?
— Бесспорно, ваше превосходительство.
— Ну вот! С этим не сравнится даже термоядерное оружие!
— Франтишек, дорогой, запакуй ещё кольца для игры в ринго, — попросила Эля, — и мой ящичек с красками.
Франтишек послушно отъехал, а Эля принялась объяснять брату, каким образом можно обмануть Головолома.
— Как-то спрашивает меня Головолом, кто такой был Аснык. Я знала, что поэт, но больше — ни в зуб ногой. Я себе думаю так: за каждую ошибку получу минус, за каждый правильный ответ — плюс. И говорю: «Он не написал „Балладины” — поскольку это Словацкого, не написал „Дзядов” — поскольку это Мицкевича, не написал „Мести” — поскольку это Фредро…» И так всё время! И удалось! Он немного поворчал, но поставил очень хорошую оценку.
— Врёшь, — ответил брат. — Головолом имеет обратную связь и прекрасно знает, какой ответ по существу.
— Уверяю тебя, что я тысячу раз добивалась замечательных результатов! Замечательных!
— Тысячу! Да ведь у тебя занятия с Головоломом два раза в неделю! Итого, в течение года ты можешь обмануть его около ста раз. Но, естественно, тебе не удалось это никогда.
Головолом был огромной машиной, обучающей польской литературе и сеющей страх среди всех приверженцев гуманитарных наук. Каждый, кто хоть немного интересовался историей литературы, рано или поздно наталкивался на этот поразительный аппарат, который не только всё знал, но ещё и умел задавать каверзные вопросы.
— Наша учительница набирает общую сумму очков от пяти до шести тысяч, а вроде бы есть и такие, которые дотягивают до двадцати тысяч.
— Но будто бы есть авторы, которые вовсе не имеют хороших результатов.
— Ну, конечно, ведь талант не состоит исключительно в эрудиции. Можно очень много знать, а не уметь ничего создать.
— Скажите, пожалуйста! — произнёс отец, войдя в дом. — Какая милая семейная сценка! Братик и сестра сидят в креслах и беседуют. Не дерутся, не кидаются разными предметами, не обвиняют друг друга во лжи и вообще выглядят так, будто испытывают немножко взаимной симпатии. Поразительно!
— Добрый день, папочка! Мы готовы к отъезду, — сообщил Петрусь.
— Знаю, мои дорогие, что вы готовы. Уже три дня знаю об этом.
— Вот именно! И всё время откладываешь наш отъезд. Скажи, наконец, что случилось. Вы с мамой впервые выглядите так таинственно. Это как-то связано с нашим поведением? Мы правда стараемся, как можем, — Петрусь тяжело вздохнул.
— Мне жаль, что я вынужден был изменить планы. Поедете через несколько дней. Это объясняется кое-какими делами, но сейчас я бы предпочёл ни о чём не говорить. Потерпите, и вас ждёт сюрприз.
— Обожаю сюрпризы! — одобрила Эля.
Часть третья,
или
Пирожные, маскарады и революция
Туман перед глазами начинал рассеиваться. Огромные голубые и зелёные пятна постепенно приобретали золотистый, а потом оранжевый оттенок. Свет всё настойчивее проникал под веки, а головная боль отступала перед желанием встать и пойти, как можно быстрее вскочить с этого стола, на котором пролежал, наверно, часа два.