Когда главный врач приглушённым шёпотом информировал адъютанта о безнадёжности ситуации, Муанта совершенно неожиданно открыл глаза.
— Хорошенькое дело, — простонал он. — Одним словом, произносите мне приговор?
У главного врача выпал монокль и со звоном ударился о паркет.
— Ваше превосходительство! — пробормотал он. — Я только говорил…
— Я слышал всё, что ты говорил. Я уже много лет слышу всё, что говорится в этой стране, а тем более в моей собственной спальне. Значит, спасения нет, так?
— Никогда не следует терять надежды, ваше превосходительство!
— Та-та-ра-та! Как раз нечто прямо противоположное вы констатировали минуту назад. Может, я и полупокойник, но не идиот. Вызовите Астериа и… приготовьте это устройство… Ну, вы знаете… то, о котором мы говорили. Сколько у меня времени? Без вранья… Час? Полчаса?
Главный врач беспомощно развёл руками.
— Вы бы хоть что-нибудь когда-либо знали! Беритесь за дело! Только быстро!
Микеланджело Астериа прибыл молниеносно. Со слезами на глазах он стоял у постели властелина.
— Привет, старик! При свидетелях передаю все государственные посты в твои руки. У нас не слишком много времени. Поклянись, что как только я начну протягивать ноги, ты позаботишься, чтобы меня впихнули в этот холодильник. Что ты так таращишь глаза? Я уже давно напал на эту мысль. Оставьте нас одних! Гонсалес, ты можешь не уходить.
Вся свита на цыпочках покинула спальню.
— То оружие… Микеланджело… то оружие — самое важное. Смотрите, не примените его преждевременно: должна быть полная неожиданность… Проклятая смерть! Уж не могла подождать! Старайтесь разыграть всё толково… А холодильник — это мысль! Возможно, это ещё не конец! Может, я вернусь и вас проверю? Помните… я вас проверю… про…
Он умолк и вытянулся в резком приступе боли.
— Доктор, быстрее! — крикнул Астериа.
Вбежал доктор и схватил умирающего за руку.
— Или сейчас, или никогда! — сказал он.
На мгновение Астериа застыл, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих. А потом склонил жирную шею в знак согласия.
— А почему в комнате нет окон? — спросил Марек ассистента Пацулу.
— По гигиеническим соображениям. Зато у нас прекрасное кондиционирование. Не возражаешь, если я прочту тебе отрывок из книжки?
— Может, я сам?
— Лучше — я, потому что хочу тебе кое-что прокомментировать.
— Пожалуйста.
— В 2059 году человечество, вероятно, станет жить в многоэтажных домах-городах, в которых с молниеносной быстротой будут сновать лифты. Войдут в обиход также лёгкие авиакоптеры: они упростят передвижение в разных направлениях.
— Здорово будет, Только вовсе неизвестно, правда ли это. Я читал в «Горизонтах техники», что один француз предсказывал двести лет назад, будто в 1960 году в Париже появится столько конных повозок, что во всей Франции не хватит овса. Он доказал это с помощью очень точных расчётов.
— Но головидение наверняка будет.
— Головидение-то, пожалуй, да.
— А ты хотел бы перенестись в то время?
— Навсегда, мне кажется, не хотел бы. Только ненадолго.
— А если бы у тебя не было выбора? Если бы ты вынужден был остаться?
Марек почесал затылок.
— Скажите честно: вы боитесь, что потребуется ещё одна операция?
— Да нет! Что это тебе взбрело в голову?
— Нет? Вы всё время сидите около меня и пытаетесь отвлечь моё внимание от действительности. Вы вообще не говорите мне о том, что вокруг происходит. Только будущее, будущее… Даже радио нет в этой комнате.
— Видишь ли, такое дело… В связи с этой операцией твоя жизнь немного изменится.
— Я не смогу ходить?
— Нет, нет! Ты сможешь ходить и бегать значительно лучше, чем до операции. Я гарантирую тебе отличное здоровье.
— Так что же изменится?
— Твоя жизнь будет другой, совсем не похожей на прежнюю.
Марек стал серьёзным.
— Что-нибудь… что-нибудь случилось с папой?
— Мне трудно объяснить… Это очень… непростая история.
Мальчик схватил ассистента за руку.
— Он жив? Скажите мне: он жив?
— Успокойся! Это сложнее, чем ты думаешь. Это очень трудно объяснить… Это…
Марек уткнулся в подушку и расплакался. Лицо ассистента Пацулы было слишком искренним, чтобы мальчик мог обмануться. Он понял, что потерял отца.
Маречек! Дорогой сынок! Если ты прочтёшь это письмо, значит — удалось!! Да, сынок, удалось нам обоим. Мы добились огромного, замечательного успеха. Только теперь ты должен быть мужественным! Ты должен войти в моё положение и понять: у меня не оставалось другого выхода. Наука была бессильна, а ведь речь шла о тебе. Если теперь ты читаешь это письмо, то прошло, может, пятьдесят, а может, шестьдесят лет с момента, как я расстался с тобой. Мир уже иной, и меня на свете нет. И, наверное, нет никого из твоих знакомых и друзей. Для тебя же время остановилось, чтобы ты мог сейчас начать всё сначала. Я уверен, что люди, которые вернули тебя к жизни, позаботятся о тебе, посоветуют и помогут. Но помни: ты должен принять их такими, какие они есть. Если ты не хочешь скомпрометировать нас, людей двадцатого века, не удивляйся обычаям своих спасителей, учись у них как можно больше, поскольку они наверняка мудрее и благоразумнее нас.