Гипотермии[3] подвергали, например, пилотов, летящих на далёкие расстояния, чтобы они не расходовали свою жизнь на пребывание в неудобных условиях космического корабля. Гипотермию применяли также к немногочисленным людям, чьи болезни пока ещё оставались неизлечимыми. Таких больных случалось двое или трое в год, и они, конечно, вызывали сенсацию среди всего человечества. У них брали интервью для головидения, публично обсуждали их заболевание, а врачи моментально принимались за исследования, чтобы через год, самое большее — через два разморозить и вылечить пациента.
К сожалению, до сих пор, а это был 2059 год, не удалось ещё разморозить людей, неумело гипотермированных между 1970 и 2000 годами. Учёные с огромным рвением и энергией пытались спасти хоть одного из этих пионеров, которые рисковали, не зная, что их ждёт. Но результаты были весьма скромные. Не удалось спасти нескольких американских миллионеров, не было шансов вернуть миру двух политиков, которые под конец плодотворной жизни предпочли холодильник достойным похоронам.
С трудом вернули жизнь одному пилоту, гипотермированному в 1997 году после взрыва термоядерных двигателей экспериментального авиакоптера, и это был единственный успех группы, руководимой Зборовским. Кроме не наилучших результатов исследовательских изысканий, его донимали и другие заботы. Пока Александр не стал шефом, он не мог себе даже представить, до чего неприятно им быть.
Зборовский как раз шёл по коридору, стараясь каким-то образом отделаться от ассистента Пацулы, который настойчиво его атаковал.
— Во-первых, — перечислял Пацула, — я уже двадцатипятилетний полноправный гражданин. Во-вторых, я добился больших успехов в работе. В-третьих, уже почти все в нашем Институте получили разрешения. В-четвёртых, местком дал мне наилучшую характеристику…
— Я понимаю вас, Кароль, отлично понимаю, — выкручивался Зборовский, — и целиком поддерживаю ваше заявление, но… к сожалению… вы сами знаете… если лимит исчерпан…
— Каким-то образом для вас лимит не оказался исчерпанным, — язвительно прошипел ассистент Пацула.
— Я своё разрешение получил пятнадцать лет назад, — в сердцах ответил отец Эли и Петруся. — И тогда мне было тридцать пять лет. А вы не можете подождать ещё год.
— И так уже три года меня водят за нос: то одно, то другое. Если бы вы как начальник присоединили своё мнение…
— А вы знаете, какой кромешный ад мне потом устраивают в Управлении? — рявкнул Зборовский. — Вызывает меня директор и начинает: «Так вам не известно, что у нас лимиты, что нужно придерживаться инструкций, что у нас превышения!»
— А мне жена дома каждый день одно и то же: «У всех соседей уже есть, а вон те напротив так уже и третье разрешение в течение пяти лет получили, только мой муж такой недотёпа. Авиакоптера добивался дольше всех в районе, лучшую квартиру мы ждали почти год…» — и так далее и тому подобное. Я не могу в таких условиях работать.
— Хорошо, зайдите потом в мой кабинет, я посмотрю, что удастся сделать, — произнёс подавленный Зборовский.
— Благодарю, от всей души благодарю! — вскричал ассистент Пацула и, будто на крыльях, помчался на своё рабочее место.
А Зборовский продолжал свой путь по коридору, в отчаянии размышляя о том, как это страшно быть шефом.
Никто не любит принимать решений, если, так или иначе, за это ждут его неприятности. Александр преохотно отдал бы все прелести власти, кабинет и автоматическую секретаршу, любезные приглашения на научные конгрессы, самый высокий оклад — за крупицу душевного спокойствия и возможность заниматься в тиши своими исследованиями.
К сожалению, в этот день ему не было суждено так просто дойти до лаборатории, которую острые на язык коллеги из других отделов называли «криптой»[4] или «катакомбами» из-за целого ряда стоящих там специальных ящиков с замороженными людьми.
Едва он прошёл несколько шагов, как на горизонте уже замаячила доцент Ирена из Управления.
— На следующей неделе летишь в Найроби, — сказала она. — Им нужна экспертиза.
Александр печально кивнул.
— Да, ещё вот: пятнадцать минут назад я отвела в твой кабинет Элю и Петруся. Они сказали, что подождут.
— Что? — изумился несчастный научный работник. — Каким образом они попали в Институт?
— Я их впустила, — невозмутимо ответила доцент Ирена. — Они сказали, что у них к тебе важное дело.
4
Крипта — помещение в катакомбах, где первые христиане совершали богослужения и погребали своих умерших.