— Во всём виновато тяготение, мамочка, — пытался объяснить Петрусь. — На острове немного другое притяжение…
Но мама только махнула рукой и заявила:
— Поговорим об этом дома. Разве вы не видите, что у меня уйма работы? — и выставила их из лаборатории.
— приветствовал их Франтишек.
— Отлично, Франтишек, мы очень голодные, — обрадовался Петрусь.
— Мне, пожалуйста, сразу большую порцию ванильного мороженого, можно с фруктами, — быстренько заказала Эля.
— Ой-ой-ой! Мама проследила даже за обедом, — жалобно воскликнула Эля. — Что ты натворил, Петрусь? Это всё из-за тебя! Ещё счастье, что я самая снисходительная и лучшая из всех старших сестёр, каких только видел Космос.
— Бум, — буркнул Франтишек.
— Какое же это враньё?! — вспылила Эля. — Хотя да, — спохватилась она. — Франтишек запрограммирован логично, а ведь, в конце концов, в Космосе наверняка найдётся ещё пара сестёр, благороднее меня… Впрочем, следовало бы договориться о понятии «благородство». Что благороднее: простить такого брата, как ты, или же силой вернуть его на стезю добродетели?
— Минуточку не двигайся! — попросил Петрусь. — Дай-ка я припомню.
— Что это ты хочешь припомнить, голубчик? — с наигранным удивлением произнесла Эля.
— Ага, понял! Ты корчишь из себя Глорию Лэмб, — заявил Петрусь.
Эля схватила подушку и запустила ею в Петруся.
— Я никого не корчу. Я сама по себе!
— Ну прямо! — издевательски хихикал Петрусь. — Думаешь, я не видел, какие гримасы ты строишь перед зеркалом?
И он действительно был прав. Глория Лэмб, героиня головизионного сериала под названием «Любовь приходит на рассвете», вскружила голову не только Эле, но и всем её подружкам.
В этом сериале на модной волне ностальгии всплывали семидесятые годы прошлого столетия. Глория Лэмб играла в нём простую служащую, то есть особу, занятую перекладыванием бумаг. Это были годы, когда люди, вместо компьютеров, производили ряд механических операций.
И вот эта простая служащая встретила такого же, как она, простого служащего, но на их жизненном пути появилась шайка преступников, именуемых хулиганами.
— Отвратительная мелодрама, — произнесла свой приговор мама Эли и Петруся. — Дети, спать!
Естественно, Эля уговорила маму и смотрела последующие серии.
— Ну да, мне нравится эта артистка. И что тут такого? — Эля обиженно фыркнула. — С какой грацией она садится в трамвай! Одной рукой придерживается за поручни, а другой свободно опирается о плечо спутника. Я тоже когда-нибудь проедусь на трамвае, вот увидишь!
— И у тебя дома есть настоящий телевизор, правда? — загоготал Петрусь.
Ассистент Пацула застыл: стрелка измерительного прибора сдвинулась с места! Возможно ли?! Неужели же наконец?! Ну да, сомнений нет… отклоняется всё дальше и дальше…
— Тревога! Тревога! — закричал Пацула. — Посмотрите, — сказал он дрожащим голосом подбегающему шефу, — указатель поднялся на пять делений.
Вся группа стояла сейчас, наклонившись над большим металлическим ящиком. Внутри был человек. Человек на грани жизни и смерти. А может, уже давно за этой гранью? Может, это какой-нибудь ложный сигнал, ещё одна ошибка?… Может…
Они с таким напряжением всматривались в стрелку аппарата, будто хотели подтолкнуть её своими взглядами вверх, к жизни! И стрелка послушно следовала всё выше и выше по шкале — до восьми, до десяти…
— Полная блокада, — распорядился шеф. — Приступаем к регенерации!
Сотрудники сразу же бросились по своим местам и как угорелые взялись за дело.
Спустя пять часов они обрели надежду, хоть и не очень большую. Нужно было подождать по меньшей мере неделю, чтобы надежда превратилась в стопроцентную уверенность, несущую либо успех, либо очередное разочарование. Для каждого сейчас нашлась работа: анализировать, сравнивать, искать позитивные реактивы, наконец, отгадывать, кто же тот замороженный далёкий человек, которого пытаются вырвать из небытия. Потому что сотрудники «катакомб» не знали, кого спасают. Таково было предписание, выданное Советом Наций много лет назад и обеспечивающее полную беспристрастность исследователей. Безымянные ящики разных видов и образцов не имели никаких опознавательных примет, и только после целой серии регенерационных мер, когда уже не оставалось сомнений в дальнейшей судьбе пациента, криогеники выясняли, кто он такой.