— Гонсалес, чёртов сын! — брюзгливо обратился Муанта к своему единственному адъютанту, который выдержал все приступы боли диктатора. — Эти люди когда-нибудь закончат свою работу?
— Конечно, ваше превосходительство. Ректор Диас просил сегодня аудиенции. Впрочем, сдаётся мне, что он как раз прибыл. Прошу прощения…
Гонсалес сбежал по многочисленным ступенькам, тщательно охраняемым вооружёнными стражниками, и вскоре ввёл ректора Диаса в покои властелина.
Ректор Диас относился к числу исключительно красивых людей. Высокий, седоватый мужчина с бронзовой кожей и живыми голубыми глазами, он мог бы успешно рекламировать костюмы, пасту для зубов или заграничные путешествия. Кроме того, ректор Диас говорил на нескольких языках и относился к числу ведущих биофизиков в мире. Все эти достоинства не мешали ректору быть весьма гадким и бесхарактерным типом.
— Диас, дрянь! — рявкнул диктатор. — Родина ждёт тебя. Когда, чёрт возьми, вы смонтируете пусковые установки?
— Пусковые установки уже готовы, ваше превосходительство, сейчас присоединяем боеголовки. Это замечательное оружие, ваше превосходительство. Правда, замечательное. Мы перегнали все страны на пятьдесят, шестьдесят лет. Ничто не может помешать нашему триумфу. Вы будете владыкой мира…
— Что я! — фальшиво возразил диктатор. — Главное — наша любимая родина. Я забочусь только о её престиже, о её будущем. Сам же я всего лишь старый, уставший человек. Вы хорошо замаскировали бункеры?
— Мало сказать хорошо — гениально! — заявил Диас. — Генерал Астериа приказал высверлить в глубине горы отличные проходы, а выпускать наши снаряды мы будем с морского дна.
— Хорошо, Диас. А когда я смогу всё осмотреть?
— Послезавтра, ваше превосходительство.
— Гонсалес, нужно подготовить дипломатические ноты для всех стран…
— Слушаюсь, ваше превосходительство.
— Напиши их сам. Необходима строжайшая тайна. Ясно?
— Так точно.
— Гонсалес, ты глуп как пробка и никогда в жизни не напишешь самостоятельно ни одной ноты. Зачем же ты говоришь «так точно»? Я разрешаю расстрелять того, кто будет за тебя писать эти ноты.
— Благодарю, ваше превосходительство.
— Диас, ты ничего не слышал.
— Конечно, ваше превосходительство.
— Санта Мадонна! — вдруг взревел Кровавый Муанта. — Ну и ломает меня! Вызови какого-нибудь врача! Быстрее врача!
И запустил в полковника Гонсалеса женской статуэткой, которая символизировала свободу. У «Свободы» издавна был отбит нос и обе руки, но диктатор не позволял убрать её с письменного стола: она была очень сподручна.
Мама Петруся и Эли работала в лаборатории, где исследовались пригодность и полезность продуктов питания. Поскольку все вкусовые вещества получали химическим путём, нужно было внимательно следить за тем, чтобы какая-нибудь новая пикантная приправа, оригинальный кулинарный эликсир не содержали компонентов, вредных для потребителей. Поэтому мама и её сотрудницы подвергали каждое лакомство сложным испытаниям, направленным на выявление разных вредных веществ.
В соседнем отделе работала тётка Флора, и обе женщины время от времени навещали друг друга. Точнее — тётка Флора навещала маму.
— Ну что там со взбунтовавшейся машиной, моя дорогая? Надёжно ли она обезврежена? Ведь с этим шутки плохи. Я знаю случай, когда робот маленькую девочку…
— Перестань, Флора. Петрусь ошибся и вложил в робота какую-то смешную программу.
— Нечего сказать, смешную! Ведь я же могла умереть от ужаса… Какие аппетитные пирожные! Это из той партии, что для проверки? Мне, пожалуй, надо уже бежать к себе, мы сейчас исследуем сосиски, груды сосисок! Меня тошнит от одного их вида. Кажется, был какой-то несчастный случай, и хотят всё изъять. А вот когда я вижу сладости, то так бы на них и набросилась…
— Флора, прошу тебя, — сказала мама, но было уже поздно. Тётка вовсю уплетала пирожное, взятое с подноса, и продолжала тараторить:
— М-м-м, вкуснота! Зачем это анализировать? Я сама нёбом чувствую, что всё в порядке: запах, вкус, выпечка… Говорю тебе, достаточно обыкновенной дегустации. Впрочем, я уверена… — лицо тётки постепенно изменилось, застыло, и тётка очень спокойным голосом медленно произнесла: