Ему хватило бы пары секунд, чтобы откатиться в сторону, но он не успел. Страшный удар обрушился на ногу, и кости хрустнули. Тридцать пятый распластался на земле, содрогаясь от боли.
Резкая боль отступила быстро; минут пять сбитый лётчик Eatesqa лежал, разглядывая красные и чёрные круги перед глазами, потом рискнул приподняться на локте. Раздробленная нога отозвалась тягучей болью. Она странно отяжелела, будто разбухла, и постоянно ныла — лежал безымянный неподвижно, или шевелился, она очень ему мешала. «Это совсем некстати,» — с досадой подумал он, оглянулся через плечо и увидел дымящуюся груду обломков — то, что недавно было «Гарпией». Какой-то её кусок — скорее всего, крыло — лежал на сломанной ноге и мешал её сдвинуть.
Отдышавшись после первой попытки встать, безымянный пошевелил здоровой ногой, упёрся в крыло и попытался поддеть снизу — бесполезно. Разбухшая лодыжка заныла вдвое сильнее. «Так, надо подумать,» — тридцать пятый снова лёг на тёплую землю. Думать очень мешал звон в ушах. Он имел какое-то отношение к недавнему прыжку с высоты полёта «Гарпии», но как теперь от него избавиться?..
Видимо, он и заглушил тяжёлые шаги стальных ног и лязг плохо пригнанных друг к другу деталей. Когда безымянный, собравшись с мыслями, ещё раз приподнялся, разряд бластера вспорол почву у его левого локтя, а потом невидимая тяжесть обрушилась на затылок, и тридцать пятый снова распластался на земле, глядя в чёрно-красный туман. Тело мелко содрогалось. «Станнер,» — подумал eateske, пытаясь вернуть власть над туловищем — но оно обмякло и только подёргивалось. «Макаки нашли меня. Ну вот…»
— Теск! — густая чёрная тень упала на него; незнакомый голос показался ему тонким, писклявым. — Никогда не видел их живьём… ну, то бишь, отдельно от корабля. Ну и амбал… Док, а может, пристрелить его?
— Джейкоб, не стучи зубами, машина дребезжит, — буркнул второй. — Я тебе пристрелю! Это имущество господина президента, и он его получит целым. Пятьсот койнов на кактусах не растут.
Джейкоб присвистнул и поспешно отступил на шаг от неподвижного тела. «А тень мог бы оставить,» — недовольно сощурился тридцать пятый. Теперь, когда нога притихла, он чувствовал, как от солнечных лучей вскипает на спине скирлиновый покров.
— Чур, половина моя, — сказал Джейкоб. — Док, а что за звездолёт? Какое-то ведро с болтами. Нам это нужно?
— Сейчас каждый болт на счету, — проворчал второй. — Хватит молоть языком. Сдирай обшивку, отрезай хвост. Это «Гарпия», у них хорошая броня. А про награду забудь. Ты в этой очереди даже не второй.
— Чего?! — вскинулся Джейкоб.
— Того, — отозвался тот, кого он называл доком. — Люсия снова получила письмо… второй сын, даже останков собрать не смогли. Деньги её не утешат, но дом она поправит. Ты видел эту лачугу? Деньги для Люсии, это решено. Ты работать собираешься?
Отдираемая обшивка заскрежетала, лист за листом падая на землю, потом запахло окалиной и плавленым фрилом, и крыло «Гарпии» вслед за сместившимся центром тяжести корабля ушло в сторону, освободив ногу тридцать пятого. Один из чужаков с невнятным бормотанием оттолкнул «Гарпию» подальше — она загромыхала по сухой земле — и встал рядом с безымянным. Второй, едва не поскользнувшись на обломках, перепрыгнул через них и тоже уставился на пленного. «Убивать не будут,» — думал тот без особой радости. «Теперь им что нужно?»
— Мэттью… — писклявый человечек проглотил какие-то слова, прежде чем заговорить снова. — Кости торчат, ты взгляни… Он не сдох ещё?
— Рот закрой и режь броню, — отмахнулся Мэттью; залязгали затворы, броневые пластины разошлись, выпустив его из боевого костюма. От чужого прикосновения нога снова заныла, безымянный вскинулся, но второй выстрел из станнера приковал его к земле.
— Это же не голень, а отбивная, — Джейкоб, не уверенный в мощности станнера, на всякий случай наступил на спину безымянного. — Может, отрезать? Он ведь не сильно подешевеет?
— Если тебе язык отрезать, ты ещё и подорожаешь, — отозвался Мэттью. — Лист брони тащи сюда. Посмотрим…
Боль вспыхнула пару раз и отступила, сменившись странным холодом и онемением. Что-то хлюпало, скрежетало и позвякивало, изредка пахло раскалённым металлом, иногда — спиртом и горелой органикой. Пошевелиться тридцать пятый не мог, и чем дальше, тем скучнее ему становилось. Изредка он, как сквозь плотный кокон, слышал приглушённые голоса: