Каил промочил горло коньяком. Как же сильно он хотел, чтобы всё наладилось, но с каждым днём проблем становилось больше. Он смотрел на Спектру – красивую, молодую, и не понимал, почему она рвётся в бой. Наставница не страдала суицидальными порывами, но целенаправленно шла к смерти. Если не Главный, то война заберёт либо её жизнь, либо душу.
– Почему вы так хотите вернуться в корпорацию?
– Я многим обязана Главному и не могу предать, – она готовилась к подобному вопросу, будто к экзамену, и давно заучила ответ. Отчасти слова были правдой.
– Главный хотел нас убить, и следующая попытка может оказаться удачной!
– Я сама виновата в этом. Я виновата, что он стал злым.
Наставница опустила глаза на стейк, который поставил перед ней хозяин трактира. Ковыряния вилкой в мясе помогали уйти от мыслей. Если кто-то считал, что думать трудно, то ему неведомо, насколько бывает тяжело не думать.
– Даже если так, – он знал, что Спектра о причинах не расскажет, – разве вы заслуживаете смерти?
– А мои солдаты заслуживают? – наставница резко отвернула лицо к стене, чтобы не выдать отчаяние в глазах. – Если не вернусь, моих людей убьют. Пристрелят одного за другим.
Она зажмурилась, с болью представляя, как верным людям, давним приятелям пускают пули в лоб. Стало жалко даже Грокса, который был той ещё занозой в заднице и не упускал возможности вывести Спектру из себя. За смерть Кассандра – друга, она бы себя не простила. Не должны хорошие люди погибать из-за ошибки одного человека.
Каил не думал, что Главный настолько далеко зашёл в ужесточении правил. Теперь он был уверен, что механиков надо защищать от тирана, а не наоборот. Для того, кто способен убивать своих, ничего не стоит уничтожить инопланетную расу.
Спектра давно не принадлежала себе, а он понял это только сейчас. Она не могла сбежать из «Синтеза», ведь тогда бы перестала быть героем, пала в глазах Каила. Он смирился с множественными убийствами врагов, когда стоял вопрос: «либо ты, либо они», но никогда бы не оправдал поступок, обрёкший товарищей на смерть. Ничего не может быть хуже предательства тех, кто тебе доверяет.
Уединение нарушил подвыпивший мужлан с огромным пивным животом и причёской в стиле «да и так сойдёт». От него несло перегаром и потом, как будто он не знал о существовании душа. Мужлан бесцеремонно облокотился о стол, за котором сидела Спектра, и до смеха неумело заигрывал с ней взглядом.
– Что такая красотка здесь забыла, да ещё и ночью? – с лица мужлана не сходила похабная ухмылка, оголявшая чёрные зубы.
По внешнему виду ему можно дать лет сорок, двадцать из которых он не отлучался от бутылки.
– Отвали, урод, – как же она устала от мужиков, от идиотских подкатов. Почему нельзя было оставить её в покое? Это стало бы лучшим подарком в жизни.
– Люблю дерзких. Знаю я таких, как ты, – мужлан смачно шмыгнул носом, – вы сразу становитесь сговорчивее, увидев бабки. За сколько отсосёшь?
– А сколько ты берёшь за подобную услугу? Или мне у твоих приятелей спросить? Они, похоже, не раз тебя заказывали как шлюху.
Её не задевали слова мужлана. Он не первый пытался её купить или соблазнить, и как остальные терпел провал. Она сама выбирала партнёров, и всегда первая подходила «знакомиться». Имена и биография Спектру не интересовали – она бы всё равно не запомнила, да и не считала нужным засорять мозг всяким мусором. Этих людей она видела в первый и в последний раз, что было весьма удобно. Никто не пытался ограничивать её свободу. Никто не лез в душу.
– Шлюха поганая, – он, озверев, замахнулся на Спектру грязной, мозолистой лапой.
Мужлан хотел ударить её по лицу, но Каил, вскочив из-за стола, перехватил его руку. Миронов ощутил прилив ярости, которую раньше сдерживал. Он потерял над собой контроль.
Схватив нож с тарелки, Каил всадил его в кисть правой руки мужлана, пригвоздив к столу. Дровосек взвыл от боли, но Миронов сдавил его горло, не позволяя дышать. Он прижал урода к стене и ощутил своё преимущество.
Лицо мужика побагровело, а крохотные глазки вздулись как прыщи. Дровосек безуспешно пытался высвободиться с помощью уцелевшей руки. До этого Каил не чувствовал в себе силы, от которой вскипала кровь. Он держал громилу словно беспомощного котёнка.
– Рука тебе, ублюдок, больше не пригодится, – Каил проворачивал нож в кисти мужлана по часовой стрелке. Посиневшее лицо пьянчуги корчилось в муках, а поросячьи глазки судорожно бегали. – Я отрежу её. Не против?
Пьянчуга замотал головой, насколько позволяло ему положение. Он с пыхтением брызгал слюной, которая вспенивалась и вытекала изо рта, как у бешеной дворняги.
Каил ощутил власть над жизнью человека, которого за миг возненавидел. Он до побеления костяшек сжал горло дровосека от мыслей, что ублюдок хотел ударить Спектру. Никто не имел права прикасаться к ней. Никто не имел права причинять ей боль.
– А ну, отпусти его, – хозяин заведения наставил на Миронова дробовик. – Мне не нужны проблемы.
Спектра сидела в трансе, поражаясь происходящему. Наставница не ожидала, что в Каиле есть сила и склонность к жестокости. Ей это нравилось. Робкая улыбка не сходила с лица. Всю жизнь Спектра стояла за себя сама и было непривычно, но приятно ощущать себя под защитой.
– Пойдём отсюда, – наставница опомнилась и, поднявшись со стула, положила руку на плечо Каилу. – Оставь этого жалкого неудачника. Его жизнь и так наказала.
Миронов дышал глубоко, старался успокоиться. Он чувствовал, насколько сложно остановиться и не перейти грань между справедливостью и неоправданной злобой. Хотелось прикончить ублюдка, который поднял руку на любимую. Но заслуживало ли «животное» смерти за то, что росло среди грязи и не могло стать человеком?
Каил брезгливо отпустил горло мужлана. Дровосек рухнул на колени и панически хватал ртом воздух, прикрывая шею руками. Если бы не Спектра, Миронов не совладал бы с гневом. Если бы не она, он не испытал бы гнев.
Наставница повела Каила на улицу, придерживая за плечо. Испуганный взгляд людей был обращён на них и провожал до выхода.
Свежий воздух остудил пар, и спустя десять минут Миронов недоумевал от своего поступка. Он решил, что из-за усталости и напряжения помутился рассудок. К жестокости Каил не был предрасположен и улаживал неприятности мирным путём. До сегодняшнего дня он так думал, а сейчас не был уверен в доброте сердца.
Поросшая тропа привела к озеру, которое притаилось в тени деревьев. Вода на удивление не покрылась льдом. Лунный свет робко проглядывал через тучи и придавал глади бирюзовый оттенок. Огни колонии, дремлющей на дальнем берегу, разливали золотистые блики по озеру, а шелест камышей и песнь сверчков ласкал уши и сердце. Время здесь остановилось, отделяя пристанище умиротворения от шума вечно спешащей вселенной.
– Я и сама могла справиться, – начала разговор Спектра, прогуливаясь вдоль берега, усеянного разноцветной галькой.
Она рассматривала отшлифованные камушки и желала убежать от странного чувства, щекочущего душу.
– Знаю, – Каил улыбнулся, – но я хотел за вас заступиться.
Спектра не сдержала улыбку. Душу переполняло мягкое тепло, которое не удавалось заглушить. Ей нравилось находиться рядом с Мироновым, хотя в этом она бы и под дулом пистолета не призналась. Он был одним из немногих, кто не вызывал раздражение, а временами даже забавлял.
– Ну раз так, мог хотя бы с ним понежнее быть. Бедолага всю оставшуюся жизнь будет видеть тебя в кошмарах. Если, конечно, вообще сможет уснуть!
Встретившись с Каилом взглядом, она замерла. У него были красивые чёрные глаза. Необычный оттенок для человека со скандинавским типом внешности. Как же она раньше это не замечала…
– Понежнее, значит? Моя наставница этого бы не добрила.
Ему нравилось называть её своей. Он и не помнил, когда последний раз было так отрадно: проблемы забылись, а мир ограничился одной Спектрой. Наконец, не нужно опасаться за жизнь, убегать от медиков и Главного. Пусть только в этот вечер.