— Поедим на свежем воздухе, — предложил Эфенди, и мы втроем перенесли еду и посуду на веранду.
В отличие от Эфенди, Алекс не ел, а клевал, мне не нравилось в нем ничего: ни внешность, ни манера вести себя, ни эта вечная неизбывная грусть. Но как-то однажды я слышала его игру — незабываемая страсть и буря эмоций, и я до сих пор удивляюсь тому, как этот безжизненный с виду человек способен на такое.
За едой мы с Эфенди непринужденно болтали, как будто и не сбегали вчера друг от друга, Алекс прислушивался к разговору, но молчал. По-моему он вообще ничего не сказал, как пришел. Его браслет был густо-синего цвета это означало, что заказов у него давно не было и что ему грозило исключение из Дома. Эфенди его вытягивал, ведь если Алекса исключат, вряд ли он сможет сам о себе позаботиться.
Завтрак оказался чересчур обильным, и после его завершения мы остались на веранде, млея на солнышке как семейка котов. Эфенди, наверное, почувствовал, что засыпает и попытался взбодриться, массируя точки на руках. Я молча дотянулась до него и остановила, взяв за руку. Алекс также молча за всем этим наблюдал.
— Пойду я… — все-таки произнес Алекс и махнул рукой в сторону парка.
— Оружие в холле… — напомнила я.
Он вскинул брови.
— Зачем, я все равно не умею им пользоваться.
Честно, я подумала, что он шутит, и вопросительно посмотрела на Эфенди, тот только плечами пожал — мол, чему удивляться.
— Интересно, а он бы выжил, если б ты о нем не заботился? — вырвалось у меня. Это было ужасно невежливо с моей стороны, такой вопрос — по сути оскорбление. Эфенди только открыл рот, наверное, чтоб вступиться за друга, но Алекс его опередил.
— Вряд ли, — сказал он спокойно и пошел к деревьям. Эфенди промолчал.
Я всмотрелась в Эфенди — бессонная ночь, давала о себе знать, в сердце кольнуло.
— Иди, поспи несколько часов, — сказала я и отвернулась, чтобы не видеть обиды на его лице. — У меня все равно есть еще срочные дела.
— Может мне уйти, — спросил он, глядя мне в лицо.
— Если хочешь, — я ответила на его взгляд.
— Не хочу.
— Тогда иди спать, я хочу протанцевать с тобой эту ночь, удивляюсь, почему мы раньше этого не сделали.
— Алекс не будет играть, — беседа перешла в другое русло.
— Ничего, у меня есть хорошие записи.
— Может, ты тоже захочешь подремать днем, — говоря это, он взял меня за руку и поцеловал запястье.
— Не исключено, — я попыталась мягко высвободить руку. — Иди.
Разогнав своих дорогих, в прямом и переносном смысле, гостей, я записала письмо Бромерам, и отнесла его Эзре для официальной пересылки, он посчитал, что я слишком мягко обошлась с нарушителями, но вслух этого конечно не сказал. Потом я провозилась больше часа, настраивая некоторые покупки на себя. Сумки, оружие, средства связи — все делается так, чтоб узнавало хозяев. Конечно, стопроцентной защиты это не дает, но для Дезерт сгодится.
Покончив с этим, я призадумалась чем еще себя занять, и решила поискать Алекса. Хоть наш парк и был теперь самым безопасным местом в округе, следовало проверить сохранность столь неприспособленного к жизни гостя. Надо же — не умеет пользоваться оружием. Что там уметь? С такими мыслями я направилась в парк, решила его не окликать так интереснее, и дольше буду искать, все равно делать больше нечего. Нашла я его в укромном уголке под деревом, возле маленького ключика, который превращаясь в ручеек заболотил полянку. Я еще в детстве польстившись на высокую зеленую траву попыталась на ней поваляться, не тут то было, хорошо хоть не сильно порезалась об эту осоку. Я подошла, и села немножко поодаль, там где посуше, какое-то время мы сидели молча, я рассматривала Алекса, а он наблюдал за осокой которую шевелил легкий ветерок.
— Вы меня презираете? — он застал меня врасплох этим вопросом.
— Нет, я слышала, как вы играете, Алекс. Тот кто это слышал, не может вас презирать — только удивляться.
— Удивляться? Чему? — он развернулся ко мне.
— Откуда эта сила в вас берется и куда уходит.
Он понимающе кивнул и посмотрел на меня, как обычно смотрят при знакомстве, пытаясь определить, что за человек перед тобой, похоже, что только сейчас он увидел меня.
— И что думаете вы? — поинтересовался он.
— Я думаю, вы боитесь управлять этой силой, боитесь, что подчинившись вам, она уменьшится, и уже не будет так ранить и завоевывать. Вы больше всего боитесь, что ваш талант превратится в обыденность.
— Как странно встретить человека, который тебя понимает… — сказал он сам себе.
— Я вас понимаю, Алекс, но не одобряю. Вы, тем, что вы почти не играете, подрезаете крылья таланту, вы душите музыку, не даете ей света признания.
— Мне не перед кем играть — сказал он оскорблено.
— Вот как… — теперь оскорбилась я, да что он о себе думает, кандидат в пациенты психлечебницы.
— Не обижайтесь, я не имел в виду вас, я говорю о гостях Дома…
Я б могла ему высказать, что не в его силах меня обидеть, но вместо этого сказала.
— Вы хотите сказать, что среди стольких людей не находится никого, кто бы понимал музыку и мог сопереживать? Мне не верится.
— Может и находится, — он опять вскинулся, — но я не могу играть, только потому, что этого от меня ждут. Я не музшкатулка с кнопкой. Я не могу подстраиваться под чьи-то прихоти как… — он осекся, поняв, что наговорил лишнего.
— Как кто? Как Эфенди? — я разозлилась. Уж кто бы попрекал донжана его профессией, но только не неудачник-музыкант, живущий за его счет. Я встала, развернулась и молча пошла к дому, надеюсь, этому уроду и моральному и физическому хватит ума не попадаться мне на глаза.
Когда я зашла в дом, то услышала голос Эфенди, он о чем-то договаривался, войдя в комнату, я засмотрелась на него. Черные брюки из м-замши, не липнут к коже но обрисовывают все что надо, все синто такие носят они очень удобные, я сама в таких, только светлых и более облегающих. Белая свободная рубашка с широким воротником — дань моде на восемнадцатый век дополетной эпохи — и широкий темно-зеленый шелковый пояс, подчеркивали его стройность, а высокий рост не давал широким плечам утяжелить фигуру. Мужчина, от вида которого у меня улучшается настроение, и скорей всего, не только у меня.
— Я вспомнил, что бронировал лошадь на сегодня, — пока я медитировала глядя на него, он успел закончить разговор.
— Давай, попробуй… Не получится — ничего страшного, — добавил он лукаво.
Я улыбнулась на его подначку. Психолог дипломированный: мне нужны сильные впечатления чтобы вытеснить мысли о прошлой ночи, а сидя дома я их не получу. Что ж не спорю нужны.
— Когда?
— Прямо сейчас…Только Алекса надо предупредить.
— Не волнуйся, я попрошу Эзру, чтоб он о нем позаботился.
Эфенди накинул длинный жилет из той же черной м-замши, а я переставила цвет армкамзола на темно-зеленый, как его пояс.
На семейном флаере мы добрались до ипподрома за полчаса, и я действительно получила массу впечатлений, причем сразу. Увидев прекрасных лошадей — тонконогих и нервных, будто что-то вырывалось из них, не давая находиться в покое, мне подумалось, что Эфенди с его габаритами на них явно не будет смотреться. Когда привели нашего коня я не могла глаз ответсти, он оказался огромным, огромным но не тяжеловесным. Черный со светлой гривой, широкой грудью, длинными ногами и очень умными глазами.
— Вороной, — заворковал, иного слова не подберу Эфенди, — хороший, заждался? — продолжал он, гладя ему морду. — А вот познакомься, это Ара-Лин, покатаешь ее, она еще не умеет ездить.
Не шучу, конь покосился на него с видом «кого ты мне тут подсовываешь», Эфенди продолжил ворковать, уговаривая его. По каким-то ему видимым признакам, он определил, что этот Вороной готов принять меня в седло. Только я не была уверена, что хочу туда, но отступать — стыдно. Когда я садилась, мы с Вороным насторожено косились друг на друга.