Я погрузилась в работу, Илис валялась в лазарете уже не с физической, а психической болячкой — нежелание жить, знаете ли. А я занималась летчиками. То, что я проводила с ними всё свое время, имело положительную сторону, я для них стала чем-то вроде строгого, но уважаемого отца. Не матери, ни в коем случае, именно отца. Они обращались ко мне «леди», так как если бы это был чин. «Разрешите доложить, леди», «слушаюсь, леди». Я приняла эту роль, если с моими спец-курсантами, которых я увы забросила, я позволяла себе некоторую мягкость и чуткость, то с летчиками я была «железной леди». Это себя оправдало, они были готовы ради меня на все и слушались беспрекословно. Хоть что-то мне удалось на все сто. Мои спец-курсанты видели меня только в выходной и то мельком ими теперь занимались профессионалы. К чете Синоби-Тук добавились еще двое — пожилые мужчины, агенты на пенсии один из семьи Синоби другой Шур.
Из-за негативных эмоций, а может отсутствия положительных, и длительной усталости, отягощенной нехваткой сна, у меня началась депрессия. Все синто знают, что надо делать в этом случае, ведь мы нация, свихнутая на здоровье телесном и душевном. Но не получалось, главная проблема была в том, что не хотелось работать с собой, не хотелось пси-практиками навязывать себе искаженную картину мира. Хватит и того, что со времени прилета конструкторов, я каждое утро «надевала маску». Простенькая практика, когда ты надеваешь воображаемую маску, она впитывается в лицо и ты в ней, пока не снимешь. Можно сказать, что это очень облегченный вариант зеркала. Это помогало мне справляться с враждебным отношением со стороны наших, помогало быть железной леди в работе с летчиками. Помогло легко пережить предательство Илис. И выходку Таксона.
В один из вечеров Таксон опять меня поджидал, его дверь первая в коридоре и он держит ее приоткрытой, как консьерж, наблюдая, кто и когда пришел и ушел. Мне не хотелось с ним разговаривать, во-первых, такие вечерние разговоры у меня стали стойко ассоциироваться с серьезными неприятностями. А во-вторых, в последнее время между нами нарастала какая-то напряженность, так если бы он вдруг влюбился в меня без памяти. Он, то бросал взгляды исподтишка, то наоборот чересчур пристально меня разглядывал. Но отказывать в разговоре не стала, ведь он по-прежнему мои глаза и уши, и не раз доказывал, если не преданность, то лояльность. Он завел меня к себе и крутился, не подымая глаз и не начиная разговора.
— Дин в чем дело? — несколько раздраженно спросила я.
— Леди ВикСин, я всегда помогал вам, чем только мог… и никогда не просил награды… — вот гадство, а у меня сейчас полный ноль на счету, сразу подумалось мне. Я попыталась что-либо сказать, но он перебил.
— Деньги мне не нужны, мне некуда их тратить…
— Тогда какой награды вы хотите? — осторожно спросила я.
Он замер как человек перед прыжком.
— Вы ведь умеете причинять боль?
От этого вопроса меня пробрала дрожь, слишком похожие интонации я уже слышала. Нет, я знала историю Таксона, но надеялась, что это знание никогда мне не понадобится. Я отвернулась к нему спиной, чтоб иметь возможность прийти в себя.
Он пошел в атаку.
— Я знаю, что Вольф вам все рассказал и после этого вы не стали ко мне хуже относиться. Вы знаете причины моего увольнения…
Да уж, я знала, что Дин отдал себя в руки одному молодчику, тот вошел в раж и чуть не убил его. Потом досталось всем и тому, и Таксону, которого поперли из армии, досрочно, без выплат, разорвав контракт. Имея чин полковника, он оказался в пустоте. А как же, он запятнал мундир, те кто трахает молоденьких подчиненных, тоже вроде как пятнают, но это дело привычное, а тут — скандал. После мытарств, ему повезло, Вольф приютил его у себя, поставив жесткие ограничения на личную жизнь. Таксон смирился и никогда не разочаровывал благодетеля. Внимательность, усидчивость и быстрый ум позволили ему занять должность заместителя ректора, и Вольф свалил на него всю возню с документами по хозяйской части. Я знала все это и не видела причин для негативного отношения к Таксону, до сегодняшнего дня.
Между тем он продолжил.
— Вы недавно видели следы от ожогов, и тоже не среагировали, — мне захотелось ударить себя по лбу, видела и не обратила внимания. — Я восхищаюсь вами с первого дня, с того ролика о дуэли. А в последнее время, вы такая… я не могу на вас спокойно смотреть.
Я молчала, потому что если открою рот, это будет что-то вообще нецензурное.
— Когда Вольф был рядом, я не мог надеяться на что-то, но его нет, и долго не будет. Я не прошу многого. Я не прошу ничего сексуального, ничего такого, что могло бы вас оскорбить.
Я ухватилась за мелькнувшую фразу.
— Так вот по какой причине вы проинформировали меня о болезни?
— Не только, мне Вольф тоже нужен живым. Я раздражаю Ларсона, и если он станет ректором, меня, может, и не уволят, но кровь пить начнут.
Да, правда, Ларсон никогда открыто не проявлял негативных чувств к Таксону и не делал ничего, мешавшего работе, но не любил его однозначно.
— Леди, пожалуйста, ведь вас учили вести допросы не калеча подозреваемого? Наверняка учили. Так освежите свои навыки, — продолжал Таксон.
— Дин! Мне не нравится причинять боль! Абсолютно! И вы очень не вовремя с вашей… просьбой.
— Вы не говорите нет…
Чтоб ты пропал, я не могу тебя послать во все врата вселенной, хоть и очень хочется.
— Не говорю.
— Я вас не тороплю.
Вот спасибо, извращенец.
На том и расстались, вот ведь, и вроде бы не оскорбил ничем, а чувство такое будто в дерьме вывалял, и в морду не дашь… Может перебесится…
Прошло буквально два дня, я только восстановила душевное равновесие, в учебку прилетел отец. Он вызвал меня к себе на закрытую территорию спец- курсантов. Дурные предчувствия опять принялись орать во весь голос.
— Нам нужен человек в пиратском секторе — отец не любит тратить время попусту.
— А причем тут я?… И мои курсанты?
— При том. Мы рассмотрели все кандидатуры, Тукин подходит.
Нет, это уж слишком.
— Куда он подходит!? Ему двенадцать! Двенадцать!
— Сядь и успокойся — ледяной тон, как раз то, что надо чтоб остановить истерику.
Я села, но не успокоилась.
— Нужен человек, не вызывающий подозрений. Мальчишка сбежавший из учебки, прятавшийся, и наконец нашедший возможность сбежать с Дезерт не вызовет подозрений. И он лучший, он сможет выполнить задание.
— Отец, очнись, ты готов послать ребенка на смерть?
Лорд Викен разозлился.
— А ты понимаешь, насколько крайняя нужда заставляет нас идти на такое? Мы не можем себе позволить развязать войну, когда нам вздумается перебить максимальное количество пиратов. Война, как и всё в этом мире упирается в некие материальные, я б даже сказал меркантильные, интересы. Мы потратились на нее, Синто и Тропез, и мы должны возместить траты. А для этого надо знать, где и как хранится награбленное.
— Вряд ли оно хранится, они не драконы, чтоб спать на сокровищах.
— Меньше сказок надо было читать, а больше книг по политологии и экономике, — зло сказал отец. — Хранится недолго и перепродается. Кому? И не надо вспоминать про Депру, там скупают медикаменты и драгоценности, а руда и зерно им даром не нужны. Зерно с Эбанденс всплыло в ЕвСе, в американском секторе. Вот так-то. Цели две — добыча, чтоб окупить затраты, и выяснение контактов, легализующих и реализующих товар. Взрослого посылать сейчас бесполезно, Радик Назаров приживался почти год, мы не можем столько ждать. А дети не вызывают столько подозрений. Послать кого-то из Синто пусть и постарше, тоже не можем…
— Почему? — все же спросила я.
— Нет ни психов-родителей, ни подходящих кандидатур. Да и слишком чистенькие у нас дети. В том смысле, что ни антител в крови, ни спец-ферментов, при желании все можно было бы изобразить, только как говорится сумма оплаты меньше себестоимости пласт-чека.
— Отец, ну как ты не понимаешь? Цель не оправдывает средства!
— Правда, дочка? Хорошо, что твоя мама иначе считала!