Я опешила.
— С чего ты взял? — отвечать папа не спешил. — Я встречалась с психологом.
— А… Хороший специалист, наверное, ты аж светишься, — подозрительно заметил он.
— Папа, пожалуйста…Я не сошла с ума встречаться с Эфенди, флиртуя с Синоби.
— Кстати, Синоби звонил и назначил тебе встречу в своем поместье на семь вечера. Наглая тварь, не постеснялся это сделать через меня, — тут до меня дошло что отец слегка не похож сам на себя, и что он очень нервничает.
— Папа не волнуйся, все будет хорошо.
В ответ он хотел раскричаться, но сдержался.
— Если он тебя обидит, я не знаю что сделаю, — тихо сказал он.
— Папа ты ж меня знаешь, я не дам себя в обиду.
— Дурочка, — с болью сказал он, — именно этого я и боюсь, что ты начнешь драться, и вы схлестнетесь по настоящему, а он боец не чета тебе. У вас одни учителя были, только он мужчина сильный и быстрый.
— Папочка, я обещаю не делать глупостей и не доводить дело до настоящей драки. Но ты же понимаешь, что этот нарыв надо вскрыть, иначе он может погубить всю нашу семью.
Он тяжело вздохнул.
— Убереги тебя Судьба оказаться в моей ситуации, дочка. И пусть хранит тебя сегодня ночью, — он поцеловал меня в лоб и ушел.
Чтоб отвлечься от грустного разговора я поела, и все же решилась связаться с больницей, где лежал Вольф. Упустила возможность пообщаться в реальном времени, когда была на Тропезе, теперь придется писать письма. Я несколько раз переписывала коротенький ролик, пока он меня более-менее не удовлетворил, и отослала. Ох как тяжело ждать, а ведь он может быть на каких-то процедурах и вообще увидеть его завтра, а то и позже. Через полчаса я взяла себя в руки и позвонила Даниэлю. Вызов шел долго, никто не подходил. Перезвонила еще раз.
— Да кому там неймется? — услышала я вместо приветствия и увидела чистенькую полупустую комнату, залитую светом.
— Здравствуй Даниэль, — в комнате резко стало тихо.
— Мне не видно тебя, — мягко напомнила я. Он показался.
— Здравствуй…те, — он очень похорошел, ушла синюшная бледность и припухлость глаз, под футболкой чуть прорисовывались мышцы, которых раньше не было.
— Я хочу пригласить тебя в гости завтра, где-то к двенадцати. Я скоро опять покину Синто, и мне очень бы хотелось увидеть тебя до отлета.
— Извините, у меня дела, я только вхожу в курс дела и не могу оставить сад на целый день, — он говорил, глядя в пол. Тебе страшно встречаться со мной Даниэль, мне тоже, но надо, нам обоим это надо.
— Тогда я прилечу к тебе, ты сможешь уделить мне пару часов?
Тут он посмотрел на меня, наши глаза встретились, это было как… включение магнита. Мне очень захотелось опять оказаться в его растворяющих объятьях. С ним происходило то же самое. Он согласился прилететь завтра. Разговор был окончен, но никто не мог первым отключиться. В конце концов это сделал Даниэль, и я без единой мысли смотрела на экран какое-то время. Что он со мной делает? И не поспешила ли я пригласить его на завтра, раз сегодня мне предстоит вечер с Синоби?
Я поразмышляла над этим, и меня обуяло веселое равнодушие, будет как будет. Вот кажется что знаешь себя и разбираешься в себе, а потом происходит такое, что выбивает напрочь. То что должно пугать не пугает, то что должно радовать не радует, чего-то хочется, а чего не поймешь. Интересно я одна такая странная или все люди такие?
Я прилетела в поместье Синоби раньше на три часа, встретилась с младшим братом, поблагодарила за сохранность души, он посетовал, что ее пришлось отсылать, что я не забрала ее сама, мол, не хорошо. Мы поболтали какое-то время, смышленый он мальчишка все-таки. Потом нашла маму Яну и она провела меня к дочери. Очаровательная серьезная маленькая леди.
— Ты моя мама, — тут же заявила она, наверное ей меня заочно показывали.
Я молча закивала, сказать ничего не получалось.
— Посмотрите, ко мне мама пришла! — закричала она, обернувшись к друзьям, таким же малявкам, от двух до четырех. Налетела толпа.
— Что-то она маленькая, какая-то, — авторитетно заявил мальчик постарше. Это вызвало лавину обсуждений меня и моей внешности. Я взглядом взмолилась о помощи к маме Яне, та быстренько переключила сорванцов и увела играть. Мы остались вдвоем, я усадила на руки мою Мегги-Лану, и она тут же принялась мне рассказывать о своей жизни и о товарищах. Мелькнула дурацкая мысль, что уже в таком возрасте детей учат докладывать, но все было куда проще, дочка стремилась ввести блудную маму в свою жизнь. Мне стало ужасно стыдно. Я как могла поддерживала разговор и запоминала, кто рыжий Санька, а кто быстрее всех взбирается по канату и прочее. Наговорившись, дочка заявила:
— Ну всё, пойдем, ты ж знаешь, кто приходит, тот играет со всеми.
Да я помнила эту традицию, и до сих пор помню чужую маму, что играла с нами больше всех. Играли во «Льва», я с завязанными глазами ловила хохочущих и визжащих малышей, а потом отгадывала кто это. Время пролетело незаметно, пришла пора прощаться.
— Когда ты сможешь прийти в следующий раз? — строго спросила дочка.
— Я не знаю, доченька, — честно ответила я. — Я скоро улечу опять на другую планету, и не знаю когда вернусь.
— Ну ладно… Раз на другую планету, я не буду обижаться, — серьезная до невозможности. — Но когда ты опять прилетишь, ты придешь?
Я закивала.
— Обязательно.
— А может, до отлета ты сможешь еще раз прийти?
— Я постараюсь, очень, но не могу ничего обещать.
На прощание я обняла ее и поцеловала, вместо, до свидания, услышала «приходи».
Когда я ушла, глаза были на мокром месте.
— Больно? — спросила мама Яна. Я закивала.
— Всем больно. Но вспомни, долго ли ты грустила?
— Кажется, нет…
— То-то же, мы не зря свой хлеб едим. Не расстраивайся, просто старайся приходить почаще.
— Спасибо вам, — и я обняла ту, что заменила мне мать.
Глава 27
Ужинали мы с лордом вдвоем в его домике, на кухне, у нас принято близких людей принимать на кухне, более официальное общение уже в гостиной. Еда была выше всех похвал, я не ожидала, что так ей увлекусь, но застольная беседа не клеилась.
— У тебя отменный аппетит — сказал Синоби, чтоб завязать разговор. Он кстати принялся мне «тыкать» как только мы остались наедине, а у меня язык не поворачивался сказать ему «ты».
— Просто я давно так вкусно не ела.
И мы опять надолго замолчали, подумалось, что теперь драки между нами точно не будет, с полным брюхом я ему точно не соперник.
— Ты останешься на ночь? — это прозвучало как предложение порции салата, до меня смысл сказанного дошел с задержкой.
— Я не люблю боли, и не потерплю насилия над собой, лорд Синоби, — сказала я спокойно и буднично.
— Ты знаешь что я чудовище, и тем не менее пришла. Что мне может помешать сейчас?
Я пожала плечами. Ничто не может помешать.
— Я хочу знать, почему ты пришла! — приказал он.
Судьба, помоги ответить правильно.
— Потому что не могу забыть вашего лица тем вечером…
Он молча смотрел на меня, потом отвел взгляд.
— Те три женщины, которые… Им нравится то, что я делаю, не знаю, поймешь ли ты это…
Как ни странно понимала, и поздравила себя с тем, что не выболтала психологу, что именно я делала с Таксоном, клеймо садистки — это то, без чего я обойдусь.
— Я не собираюсь причинять тебе боль, — сказал Синоби, глядя мне в глаза.
— Я останусь на ночь, — что еще я могу сказать.
— Почему? — вот любопытство неуемное… Я встала, взяла его за руку и подвела к большому зеркалу. Мы отразились в нем вдвоем, сухощавый, но сильный мужчина, первое что приходит в голову глядя на него — хищник, и невысокая гибкая девушка, которая, тем не менее, может за себя постоять.
— Неужели вы сомневаетесь в своей привлекательности? — спросила я. Синоби рассматривал наши отражения, а я смотрела на него.
— Аррен, мое имя Аррен… — сказал он, потом развернулся, и легко подхватив меня на руки, понес к спальне.
Он обращался со мной как со стеклянной, ни мне, ни ему это, похоже, не доставляло удовольствия. В конце концов, я решилась взять инициативу в свои руки, дело пошло на лад, только я очень пожалела о том, что так наелась. Закончилось все приятным для нас обоих образом, отдыхали мы недолго, Синоби начал новую игру. В этот раз он был лидером, все получилось просто замечательно — безудержно и страстно. После такого меня сморил сон. Под утро я проснулась от страстных поцелуев и покусываний, от которых мое тело изгибалось и вздрагивало, все повторилось опять. Когда я лежала в счастливом опустошении, не помышляя даже рукой пошевелить, до меня дошло, что скорей всего, на теле остались отметины.