— А иногда влюбляется и поёт серенады под окном? — фыркнул я.
— И такое бывало. Бывали и «свадьбы» государств, и «разводы»… Но первое, что хочет человек — это сохранить свою целостность, жизнь. Ты что-нибудь знаешь о картах Таро?
Я вздохнул, сосредоточился. Сволочной император опять использует пять-десять аналогий, чтобы объяснить одну вещь.
— Шарлатанский способ предсказывания будущего?.. — припомнил я.
— Совсем не шарлатанский способ его контролировать. Картинки, выпадающие так или иначе — не значат ничего. Это просто куски картона — Или из чего их там нынче делают? — важно то, какую интерпретацию этому дают, как из множества символов и значений выбирают один, делают его реальным… Если оказался перед выбором — кинь монетку, и ещё до того, как она упадёт, ты будешь знать, чего реально хочешь. В любом случае, среди карт Таро есть один очень любопытный символ. Смерть.
— А что в нём любопытного?.. — не понял я.
— В том, что это твой символ, а не Ашера.
Застонав, я рухнул на кровать. О, давай, Хар, ломай мой мозг! Любитель ты наш вправлять мысли. То говорит не бояться своей силы, то утверждает, что моя карта — смерть.
— Помнишь, я говорил, что Гекката не боится смерти? — император сделал очередной прыжок в теме. — Она девочка умная, физическими предрассудками не обременённая и понимает, что смерть — это всегда лишь изменение. Смерть в картах Таро означает изменение. И ты — это изменение. Незапланированная катастрофа, случайность.
Я обнял плюшевого мишку и сердито засопел. Нет, может для управляющего судьбами Хара такие рассуждения нормальны, но я уже немного устал, утомился, распереживался и вообще хочу жрать.
— Лентяй, — укорил Гуахаро. — Общество обладает всеми недостатками, что составляющие его люди. Люди боятся смерти, боятся изменений, не понимая, что неподвижность ведёт к деградации. Вот что будет, если обычный воин не будет регулярно тренироваться и драться? Он обрастёт жиром, потеряет форму. Так и во всём остельном. Обществу постоянно нужны кризисы, изменения, чтобы продолжать развиваться, а не скатываться в состояние сытой деградации. Другое дело, что проблемы и кризисы должны быть посильными, например, моё вмешательство сильно откатило местную цивилизацию назад, потому что были уничтожены все культурные центры, выжили только полуграмотные люди с окраин. Я владею кризисами, которые могут убить, а ты — которые могут возродить.
— Хар, пожалуйста… Я очень устал, — простонал я.
Он присел рядом, коснулся волос кончиками пальцев.
— Извини. Наверное, это слишком много для тебя.
— Да уж точно, — пробурчал я. — Верните мне мою безрассудную молодую жизнь!
— Ты ж об меня самоубиться пытался. Ты уверен, что хочешь это вернуть?..
— Я не пытался самоубиться!
— Ага.
— Я лучше знаю, что я делал!
— Ну разумеется.
— Прекрати ржать!
— И не думал даже.
— Ну я же слышу!
— Ага. Но мне же лучше знать, смеюсь я или нет?..
Я вздохнул и попытался надуться. Не вышло: длинные пальцы самой судьбы чесали меня за ушком и злиться решительно не получалось. Пришла мысль, что чешут меня точно как обиженного пса, но она столкнулась с мыслью, что собакам троны не предлагают, застыдилась и быстренько самоубилась.
Чёрт.
— В общем… что я хотел сказать?..
— Не знаю. Поворчать, что несправедливый мир тебя слишком одарил?
— Точно! Эта… слушай, ну нельзя же быть таким гадом!
— А что я делаю?
— Чешешь!
Вышло обвинительно.
— Мне прекратить?
— Нет!.. Чёрт, не могу поверить, что я ввяжусь в тронно-божественную войну только потому, что меня вовремя почесали.
— Не ты первый, не ты последний, — философски заметил Хар.
— Но по идее чесать должна прекрасная принцесса! — взвыл я. Старый учёный наверняка знал какие-то волшебные точки на голове, из-за которых мысли начинали расслабляться и лениво потягиваться.
— Мне позвать леди Алифанию?..
— Да она скорее придушит, чем будет чесать. Нервная она какая-то.
— Прости её. У неё рушится мир, и она отчаянно цепляется за его остатки.
— А у меня не рушится?
— Но я же тебя чешу?..
Логи-и-ично…
Некоторое время я просто сопел, не думая ни о чём. А потом снова вспомнил про всю эту лабудень с тронами и божественностью.
— Слушай, я обычный приключенец, — приподнял голову я. — Ну ладно, не обычный. Во мне кровь сильфийского пацана, который не дружит с головой и не умеет удерживать своего настоящего друга в штанах. Я… я просто…
— Боишься?
— А это так называется? У меня сердце особо быстро не бьётся, душа в пятки не мигрирует, ничего особенного. Не уверен, что это страх.