— Счастливом?
— Хм… Да, пожалуй, да.
— И что же это за событие?
— Она пыталась меня отравить.
— Ой… — пробормотала Адель. — А. было за что?
— Убрать другого человека из своей жизни всегда есть за что… — обронил он после недолгого молчания. Аделаида еще не научилась разгадывать его мысли по лицу. Он говорил спокойным, даже равнодушным тоном, борода надежно маскировала нижнюю часть физиономии, а ведь по губам порою можно прочесть не меньше, чем по глазам…
— Тут так темно… — заметила Адель, чтобы хоть что-то сказать в ответ. Все окна были если не закрыты наглухо ставнями, так занавешены плотными темными тканями, лучики солнца пробирались между щелей украдкой, как шпионы вражеской армии.
— Только не вздумайте открывать окна, — резко сказал Себастьян.
— Почему?
— Можете считать это моим капризом.
Каким взглядом должна смотреть новобрачная на дом, в котором ей предстоит свить семейное гнездышко? Адель выбрала ненависть в доме, где все шептало "ты здесь чужая". Неприветливые взгляды вельмож со скверно нарисованных портретов. Холод даже в разгар лета. Косые взгляды немногочисленных молчаливых слуг. Закрытые двери.
— Здесь моя лаборатория. Сюда вам нельзя — здесь может нечаянно что-то взорваться. Например, вы.
— Здесь вход в подземелье. Там сыро и мыши. Вам туда ни к чему.
У той самой двери, через которую Аделаида прошла утром в анфиладу заброшенных комнат:
— Здесь нежилая часть дома. Сюда вам не нужно.
— А есть ли в этом доме дверь, в которую мне нужно? Выход, наверное,
— Адель…
— Нет, вы послушайте! У вас была своя жизнь… правила, привычки… это понятно! Ну так нечего было и жениться, если вы не хотите ничего менять! Если вы так ясно дали мне понять, что я для вас недостаточно хороша!
— Я такого не говорил.
— Да неужели!
— Послушайте, Аделаида… Если я сказал вам что-то резкое… У меня бывает скверное настроение. Вы не причем. Просто вам ничего не изменить… Обустраивайтесь, как вам будет удобнее…
— Как любезно с вашей стороны! — еще больше разъярилась Адель. — И что же за причина испорченного настроения сразу после женитьбы?
— У меня много дурных воспоминаний, связанных с этими стенами.
И с женитьбой, да? Это какие же, интересно? — она аж зашипела, не находя, какую бы гадость сказать. — Мужская слабость?
— Что?
— Ну, это самое… Неспособность зачать ребенка… И в постели… — злорадно пояснила Адель. Взглянула барону в лицо и бросилась бежать.
В их семье не было запретных тем. Чего греха таить — родители посплетничать любили, и дочерей никогда не оберегали от "неподобающих приличным девушкам знаний".
Наоборот, считали, что чем больше девочкам известно об этом грешном и несправедливом мире, тем для них лучше. Поэтому вся подоплека отношений между мужчинами и женщинами для Аделаиды давно не была тайной, как и различия в строении их тел — отец купил для их домашней библиотечки томик "Анатомия человеческого тела в таблицах", которым очень дорожил. Адель часто заглядывала внутрь, когда рисовала армии скелетов и восставших из гроба мертвецов с отваливавшимися мышцами — она любила так шокировать Бьянку и мадемуазелей Моро.
Надо было как можно скорей отправить домой письмо. Страшно и представить, как там волнуются! Только Адель и написать его-то было нечем, а выйти из своей комнаты она не осмелилась, сидела тихо, как мышка, от внезапного стука в дверь подскочила на кровати. Затаилась.
Снова стук.
— Госпожа, его милость за вами послал…
Всю жизнь в этой комнатушке не просидишь. Надо храбро выйти навстречу опасности другого пути нет!
Рябая служанка с блинообразным лицом властно сказала:
— Господин велел проводить вас.
— Как тебя зовут? — спросила Адель.
— Марта, госпожа.
— Марта, а ты давно здесь работаешь?
— С семнадцати лет, как батька помер. Его светлость взял меня и брата в услужение… — настороженно.
— Тебе нравится здесь работать?
— Да, госпожа, — после секундной паузы.
— Барон — строгий хозяин?
— Да, госпожа… то есть… его светлость любит, чтобы его распоряжения хорошо выполнялись…
— Марта, а ты знала прежнюю жену барона?
Девушка долго молчала, прежде чем ответить.
— Я у ней горничной служила, — наконец неохотно сказала она.
— Она была красивее меня? — спросила Адель не то, что хотела, игривым тоном.
Служанка почему-то даже засмеялась.
— Нет, ох, нет! Она-то! Да простит меня Бог… Это та, которая до нее, была хороша, ох и хороша, да уж так зла!