— Когда он выходил из себя, я хочу сказать, когда он терял голову, или как это там называется, он мог разорвать на себе рубашку, я это не раз наблюдала, а то хватал какой-нибудь предмет и разбивал его вдребезги на моих глазах.
— Что за предмет?
— Что под руку попадет...
— Например?
— Если бы он не мог проделать это у меня на глазах, думаю, он не стал бы этого делать. Например, у меня на глазах разбивал свою трубку, самую лучшую, или очки — только чтобы меня наказать.
— За что?
— Вот это-то больше всего и выводило его из себя: я не понимала, за что он хочет меня наказать. Только видела, как он разбивал свои дорогие трубки, одну за другой, единственно потому, что я не понимаю, чем вызвана его ярость. Однажды он выбросил из окна свои часы.
— То есть исключительно предметы, которые принадлежали лично ему?
— Это я и имею в виду, когда говорю: одержимый собственными переживаниями.
— На других он, значит, не кидался?
— Этого мне не доводилось видеть.
— Этого вам не доводилось видеть...
— Уж скорее он задушил бы самого себя.
Это Гизель.
(Она тоже пополнела.)
Я намыливаю голову.
— Когда он выпивал, фрау Шаад, — а это доводилось видеть и вам, — он ходил взад-вперед по комнате и говорил.
— О да.
— Это доводилось видеть и вам...
— Я давала ему выговориться.
— Ни в чем не возражая?
— Он только этого и ждал.
— И потом вы шли спать?
— В полночь.
— А что делал он?
— Мне становилось жалко его.
Это Коринна.
(Или Андреа?)
Я промываю волосы.
— Вы знали, фрау доктор, что Феликс Шаад, когда был вашим мужем, вел что-то вроде тайного дневника?
Свидетельница молчит.
— Вы этого не знали?
— Я предполагала.
— Почему?
— Когда мы ссорились, я хочу сказать, когда Феликс вел себя так, словно больше не в силах выдержать, — это, вероятно, бывает во всяком браке, — то он уходил с собакой в лес, раньше у нас была собака, но, когда нашу собаку задавила машина, мы не стали заводить другую, и теперь, когда мы ссорились, Феликс уходил не в лес, а в свой кабинет, и я предполагала, что он что-то там записывает в свой дневник, потому что через час или около того он как бы успокаивался. Это я заметила. Когда он возвращался из своего кабинета, он вел себя так, будто спорить нам больше не о чем.
— Потому что он записал свою версию?
— Он словно становился другим человеком.
— А вас не задевало, что муж, вместо того чтобы откровенно поговорить с вами, исписывал тетрадку за тетрадкой?
— Я предполагала...
— Вы никогда не заглядывали в его тетрадки?
— Я знала, где он их прячет.
— И вы ими не интересовались?
— Когда он прогуливал собаку, я ведь тоже не знала, что он говорил нашей собаке в лесу.
— Вы, значит, не интересовались...
— Иногда я находила тетрадку в кармане его пиджака, но, откровенно говоря, не считала таким уж интересным то, что Феликс записывал туда.
— Вы, следовательно, шпионили за ним?
— Нет.
— Откуда же вы, фрау доктор, знаете, что было написано в тетрадках? Кстати, их несколько десятков.
— Мне достаточно было немного выждать.
— Что вы имеете в виду?
— Когда мы в очередной раз ссорились, Феликс выкладывал все, что он думал по поводу последней или предпоследней ссоры.
— И вы не считали это интересным?
— Откровенно говоря, нет...
Это Лилиан.
(Мать моего сына.)
Я сушу волосы.
— С какого времени у вас водительские нрава, фрау доктор?
— Я должна заглянуть в них.
— Ну примерно?
— Думаю, со дня моего совершеннолетия.
— Вы когда-нибудь попадали в аварию, фрау доктор, я имею в виду не просто царапины или вмятины на кузове, а в такую аварию, после которой Феликс Шаад беспокоился бы о вас, когда вы ездили одна на машине?
— Я езжу лучше его.
— Ваша машина застрахована на полную стоимость?
— Кажется, на половину.
— Вы, значит, как водитель уверены в себе. По праву. Вы никогда, не попадали в настоящую аварию, фрау Шаад, ни до брака, ни после того, как вы стали фрау доктор Шаад и ездили на «моррисе».
— У нас был «фиат».
— Потом уже, после «морриса».
— Я и сейчас еще езжу на этом «фиате».
— Фрау доктор Шаад, помните ли вы семейную ссору в Милане: обвиняемый, ваш тогдашний супруг, чтобы положить конец ссоре, хотел отправить вас домой одну на машине, а сам лететь самолетом? Так это было? И вы будто бы сказали: «В таком случае я наеду на дерево».
— Во время семейной ссоры всякое говорят.
— Что ответил господин Шаад?
Свидетельница задумывается.
— Что он вам сказал: «Ну и наезжай на дерево!», или он сказал: «Это что, шантаж?»
— Это было не в Милане.
— А где это было, фрау Шаад?