Поначалу он увлекся коллекционированием — стал скупать старинную мебель, картины, скульптуры. Но это ему быстро наскучило. Составив свиту из бывших товарищей по оружию, отставной маршал вместе с этой буйной ватагой предался тем отнюдь не невинным развлечениям, которые познал еще в дни юности. Разъезжая по своим замкам и поместьям, он устраивал дикие оргии, сопровождавшиеся убийствами и пожарами. Подобное времяпрепровождение в скором времени истощило богатства Жиля де Ре, и вслед за продажей антиквариата он начал приторговывать землей. В условиях феодального режима это было преступлением. Родственники подали жалобу королю. И король выправил грамоту, запрещавшую помещику продавать родовые поместья, угрожая опекой в случае неповиновения. Это не устраивало развратного сеньора, который все более погружался в свои безумства. Ему нужны были деньги, большие деньги, и власть. Только они сделали бы его неуязвимым. Как было достичь этого?..
Было замечено, что сеньор де Ре вдруг охладел к прежним занятиям, расстался с собутыльниками, стал окружать себя какими-то новыми, никому не известными людьми и повел весьма замкнутый образ жизни, прочно осев в замке Машкуль.
— Образумился? — спрашивали друг друга соседи.
Но дело было совсем в ином.
Слухи и факты
Слухи ползли уже давно. Теперь они лишь сделались более определенными. Судачили о том, что стали пропадать дети. Их приманивали какие-то подозрительные вербовщики. Детей доставляли в замок, и больше их никто не видел.
Правда, до поры до времени особенного беспокойства это не вызывало. Агенты подбирали оборвышей, беспризорных сирот или сыновей бедняков, готовых за малую мзду отказаться от своих чад.
— А зачем вам эти мальчишки? — пробовал кое-кто расспрашивать замковую челядь.
— Наш господин составляет из них духовный хор.
— Но их ведь слишком много!
— Значит, так нужно. А потом — одни приходят, другие — уходят.
— Куда уходят?
На это ответа не было. Слуги лишь пожимали плечами.
Так продолжалось, пока история эта не затрагивала почтенных семейств. Но вскоре обнаружились случаи исчезновения детей горожан. Некая старуха по имени Мефре, примелькавшаяся в окрестностях Нанта, сманила малолетнего племянника одного известного в городе художника. С этим случаем по времени совпала находка невдалеке от Машкуля двух детских скелетов... Жена художника написала жалобу герцогу Бретанскому. Поначалу тот взял своего родственника под защиту. Но положение осложнилось, когда к делу подключился епископ Нантский. Почтенному прелату надоели жалобы, сыпавшиеся со всех сторон, тем более что сеньор де Ре мае 1440 г. грубо нарушил привилегию одной из местных церквей. Когда-то Жиль де Ре считал себя уязвимым, поскольку его земли находились на стыке королевской и герцогской юрисдикции. Но когда король герцог объединились, да еще к ним присоединился епископ, положение «неуязвимого» резко изменилось. Жалобам и доносам решили дать ход. В конце июля ого же года церковники составили акт, в котором перечислили ставшие известными «проступки» подозреваемого. Старая Мефре была немедленно арестована. Против сеньора возбудили уголовное дело. Он мог бы легко скрыться, но, все еще полный уверенности в своей че, не пожелал этого сделать и 15 сентября добровольно отдался в руки властей.
Процесс
Трибунал был весьма представительным. В его состав вошли канцлер герцога Бретанского, епископ, викарий инквизиции и главный судья герцогства Пьер Опиталь.
Начало процесса, казалось, было благоприятным для маршала. Он держался спокойно, даже насмешливо, и речь его была вполне логична. Дети? Да всему свету известно, что благочестивый сеньор де Ре любит церковную музыку и содержит большую капеллу мальчиков. Все помнят, что, даже отправляясь в походы, он возил собою орган и детский хор. Куда они девались потом? Этого он не знает и не может знать. Мальчики вырастали и уходили, на их место набирали новых...
Сеньор де Ре победно улыбался.
К тому же он вынужден отвести состав суда. Судьи — его личные враги. Они не могут быть беспристрастными...
Все это выглядело довольно убедительно. Но когда были выпущены на арену главные силы обвинения, нервы подсудимого не выдержали...
Жиль де Ре мог отвести состав суда. Но он не мог отвести толпу свидетелей: замковых слуг, знатных и незнатных горожан, бедных крестьян — всех, кто вынужден был больше десятилетия молчать, а теперь получил вдруг слово... Страшным, невыразимо страшным было это слово. Жуткие, отвратительные подробности развернулись перед судьями и зрителями. Рыдания потрясали зал суда. И тогда вдруг слезы показались на лице обвиняемого. Это красивое холодное лицо исказила гримаса боли. Жиль де Ре плакал...