— Это очень-очень трудно, — она помолчала. — И этого, наверное, не надо. Надо просто сказать себе, что настал новый жизненный этап…
Она ежилась, хотя день был жаркий. Худые пальцы, перебирая халат у ворота, мелко дрожали. Видимо, этот "новый жизненный этап" дался ей нелегко.
— Но ведь так же нельзя! Ведь там остались дорогие люди!
Я почти кричал, а она смотрела на меня влажными, черными, совершенно Лизиными глазами и мотала головой… Просто странно, какие у нее были Лизины глаза. Может быть, из-за этого я решился спросить прямо:
— Вы хотите сказать, что папа мне не поможет?.. Папа приедет завтра. Я жду его и надеюсь… Он не сможет или не захочет?..
И тут она улыбнулась облегченной улыбкой:
— Папа? Ну, папа — это совсем иное дело. Папа захочет, сможет и, конечно, поможет. Я очень верю в твоего папу.
Солнце лежит на полу большими желтыми квадратами. Яркая змейка метнулась по стене — туда-сюда и опять туда.
— Иду! — кричу я, распахивая окно. — Мячик брать?
Внизу, щурясь от солнца и нацеливая на меня ослепительное карманное зеркальце, топчется мой Герка.
— Ага, брать, — кивает он. — И еще — транзистор.
— Как? А маг?
Я спрашиваю удивленно; зачем транзистор, когда моему Герке только-только купили переносной магнитофон? Разве Герка не берет его?.. Но Герка похлопывает в ответ по кожаному футляру — маг спрятался, оказывается, за Теркиной ногой… Значит, берем и транзистор и маг? Отлично!
— Идет! — кричу и сгребаю с тумбочки свои кассеты.
В дверях в пестром платье с васильками улыбается мне моя мама:
— Валёк! Вы с Герой тоже за город? А мы с папой — к тете Нине на дачу. Там будут все наши: тетя Инга, дядя Олег, Лидия Федотовна… Как там будет весело!
Да, верно, сегодня воскресенье, и нашатетя Нина приглашала всех к себе на дачу в Петергоф… Внутри у меня легко-легко: не надо ни враждовать, ни что-то скрывать… А моя мама смеется. Она смеется глазами, и нежными складочками у губ, и самими губами, и мягким подбородком. Она смеется, смеется, смеется, будто звонит маленький колокольчик…
— Надюша! Надюшка! А где у нас ракетки? — рокочет в прихожей мой папа.
Я сбегаю с лестницы. На каждой лестничной площадке меня настигает сквозь окно Геркин солнечный зайчик. Герка хохочет внизу. Сверху летит смех моих родителей. Мои губы складываются в трубочку и насвистывают-высвистывают что-то веселое, ритмичное, летнее: "Хорошо-хорошо!"
И вдруг рядом раздается то ли писк, то ли плач. Слабенький, он чуть слышен сквозь веселый рокот. Но ноги мои сами собой останавливаются: им уже не хочется бежать. "Эдик? — всплескивается внутри. — Это что, Нильсов Эдик?"
Солнце разом гаснет. Потемневшие лестничные стены будто смыкаются над головой. Внутри растет тревога. А в ушах стоит теперь лишь один тихий плач…
Я поднял голову: в соседней комнате поскрипывает мамина тахта, под настольной лампочкой — ворох записей: мой дневник путешествий. Я заснул прямо за столом другого Вали и нахожусь пока еще в чужом измерении.
"Привет, Валя! Эту записку сразу порви на мелкие кусочки, а то мало ли что… А теперь о главном. Маме не говорят, где папа пропадает по вечерам из-за тайны базы, но надо срочно что-то придумать, чтоб она из-за этого не волновалась. Нина Александровна подлиза, ябеда, хвастунья и вредная врунья, ее надо разоблачать и разоблачать… А еще, Валя, тут есть отличные малыши: Лиза и Нильс — и красивый кот Эдик. Ты с ними, пожалуйста, дружи, и пусть никто-никто…" — в этом месте авторучка, которой я писал, сделала жирную фиолетовую кляксу, я ойкнул… и услышал вдруг ответный звук, будто на полу кто-то тоже поставил кляксу.
— Эй, кто тут?
Ответа не последовало… Со странным чувством, что такое со мной уже было, я быстро наклонился. В самом деле, у моих тапок на коврике лежал мой двойник — другой Валя Моторин.
— Привет! — шепнул он. — Значит, утречком меняемся?.. А я вот что… тебе тут купили маг? Нет? Как же тогда быть? Мне купили.
Его рыжие глаза были от меня совсем близко. И вообще — это здорово, поговорить перед обменом.
— Послушай, Валь! — я отодвинул свое уже не нужное письмо. — Тебе тут остаются очень важные дела. Во-первых, Нина Александровна и…
— Так как же быть с магом? — перебил он.
— Валь! Нет, ты послушай! Ведь сам предостерегал про своего папу и про Лидию… И вот выходит…
— Об этом потом!.. А вот как у тебя складывается с дядей Гришей?.. Я-то торчу, знаешь, и торчу у него в гараже… Устроит он тебе «права» или нет?..
Разговор получался, будто с глухим. Я так и спросил:
— Послушай, ты оглох? Ведь с твоими же родителями не все тут в порядке. Не с моими— с твоими! Хочешь, чтобы я поговорил перед обменом с твоимпапой?
Он не перебивал, будто что-то понял. Но вдруг как брякнет:
— А может быть, я заберу свой маг с собой? А? Вот только как его взять-то?..
Попробуй, друг, проглоти его со шнуром. Может, в брюхе и перевезешь.
Этому кретину маг был дороже своего родного мира! Хотелось плюнуть с досады на его макушку. Но блеснул голубоватый луч, и двойник исчез, оставив смятый коврик и смятение в моих мыслях.
Так вот, значит, каков этот другой Валя! А он будет здесь вместо меня, и с виду он все равно что я… Утречком он выйдет во двор, к нему бросится Эдик. Что он сделает? Скажет «брысь»? Замахнется ногой?.. А что он выкинет, когда подойдет Лиза?..
От этой мысли сделалось страшно…
Я изо всей силы зажмурил глаза и замотал головой, чтобы только себе этого не представлять. Я говорил себе: "Не думай об этом. Незаменимых людей нет. Имеешь же ты право вернуться к своей маме!"
Да, право-то я имел. Но только переставал трясти головой — и картинка: "Мой двойник встречается с моими малышами" возникала опять как тоскливая заноза… И если бы я хотя бы мог забыть, какой беззащитной перед тети Нининой «дружбой» останется тут другаямама… Но я знал, этого мне не забыть никогда!
А небо за окном голубело. Папа должен был приехать уже вот-вот. Дневник, что я вел здесь, чтобы взять с собой, лежал уже приготовленный в моем кармане. Нащупывая его, я думал: "Если бы еще только вчера кто-то сказал бы, что я засомневаюсь хоть на минутку возвращаться мне или нет, как бы я тогда смеялся!"
Сейчас хотелось зареветь. Но глаза смотрели в щель занавески абсолютно сухие. В конце переулка показалось такси. Оно двигалось почему-то очень медленно… Будто оставляло мне время подумать. "Хочу к своеймаме! И всегда, всегда буду хотеть!" — подумал я. Но тихий голос Лидии будто шепнул мне откуда-то прямо в ухо: "Это очень трудно. И этого, наверное, не надо…" Я понимал теперь, что она имела в виду. Лидия была права. И, сунув дневник в самую глубь стола, я бросился к дверям с криком:
— Папка!.. Мамуль, приехал папка!..
Я знал теперь, что за болезнь возникает от бледного луча. Она возникает от луча у всех, кто попадает под луч… "В этом измерении я мечтаю о другом, а в другом — тоскую по этому" — вот что такое болезнь «изо-тер-поко-кония», которой мы с Лидией неизлечимо заболели.
Наталия Никитайская
ЭКСПОНАТ
Рассказ
Приход деда Николая Никитича встревожил Марину Андреевну, заведующую отделом новых поступлений музея "Богатства Вселенной". За все время заведования Марина Андреевна только три раза принимала приношения из рук этого деда. Но каждое из приношений было памятно.
Проще всего обстояло дело с глазом-предсказателем. Во-первых, потому, что он казался совершенно немыслимым с точки зрения обычного человека, а именно немыслимое и представляло для музея бесспорный интерес, и во-вторых, глаз не только существовал вне человеческого тела, он еще и превосходил человеческий размерами. Глаз Марина Андреевна приняла сразу и даже выразила деду благодарность.