Вепрь остановился на краю нивы, несколько раз мотнул головой, принюхиваясь, и разрешающе хрюкнул. Свиньи высыпали на поле, давя колосья, взрывая землю, громко чавкая. Вожак несколько времени постоял у кустов, но успокоенный тишиной, тоже двинулся на кормежку.
…А строже того возбраняется пугать дичь на корме криками и огнем и метанием камня и дерева…
Жак наложил стрелу, прицелился. Коротко свистнув, стрела вонзилась под левую лопатку зверя. Ноги его подломились, и он, не хрюкнув, не взвизгнув, ткнулся опущенной мордой в чернозем.
Кабаны, встревоженные непонятным звуком, сгрудились вокруг недвижного секача, ожидая распоряжений и переговариваясь короткими нутряными повизгиваниями.
Жак выбрал кабанчика покрупнее и наложил вторую стрелу. Она вошла ему в бок, погрузившись до основания перьев. Кабан упал на спину, дрыгнул ногами, но вдруг вскочил и, дико вереща, метнулся к лесу. Стадо ринулось за ним, оглашая воздух нестройными воплями, круша кусты и частый подлесок. На поле осталась лишь туша убитого секача.
Жак спрыгнул с дерева, держа нож наготове, подошел к вепрю. Ткнул ножом в ноздрю, проверяя. Тот был мертв.
Стрелу Жак трогать не стал; если вепря найдут, то пусть думают, что просто ему удалось уйти во время недавней охоты. А вот убрать тушу с поля нужно.
Зверь весил не меньше десяти пудов. Утащить его в кусты и спрятать там в случайно найденной яме было делом нелегким. Луна клонилась к закату, свет бледнел, но все же Жак вытащил припасенную заранее мотыгу и перекопал то место, куда пролилась кровь вепря и раненого кабана.
Стояла глубокая предутренняя тишина. Кабанов уже не было слышно, и даже цикады, притомившись, не гремели хором, а лишь иногда пускали мелодичную, затихающую трель.
Все спало, только красный глаз замка все еще мерцал. Жак вспомнил, что в том крыле здания находится молельня. О чем может просить бога господин барон?
Издалека над вершинами деревьев пронесся тонкий, жалобный, волной нарастающий звук: «У-у-у!..» — словно невиданной величины волк выл на исчезающую луну. Вой оборвался неожиданно на самой высокой ноте резким перхающим звуком. Жак торопливо закрестился. Значит, рассказы о страшном змее не бабий брех, а настоящая жуткая правда. А вдруг змей сейчас появится здесь? Куда бежать посреди поля? Хотя, судя по вою, он там у себя в скалах. Жак хорошо знал скалы посреди леса и мрачную расщелину, где, по слухам, поселился дракон. Если чудовище действительно так велико, как это рассказывают, то оно станет настоящим бедствием для всего края. Тогда неудивительно, что в замке всю ночь служат молебен.
Жак вернулся домой, поел сухого хлеба. В доме было пусто и неуютно. Собравшись бить кабанов, Жак, во избежание лишней болтовни, отправил семью до конца недели к родителям жены в соседнюю деревню.
На сон времени не оставалось: среда — барский день. Зато четверг целиком принадлежит ему. Это потом, когда созреет хлеб и начнется страда, крестьян будут собирать на барщину шесть дней в неделю. А сейчас он почти свободный человек.
Жаку выпало трудиться в винограднике, подрезать молодые побеги, чтобы они не слишком тянулись вперед и закладывали больше плодовых почек. Он проходил с кривым садовым ножом вдоль шпалер, увитых виноградными лозами. Подрезал где надо, двигался дальше, а сам то и дело косил глазом на ворота замка, хорошо видимые с пологого мелового склона, на котором раскинулся виноградник.
Все время ему мерещилось, что вепря нашли в кустах, все поняли и сейчас за ним придут.
В замке затрубил рог, ворота распахнулись, и показалась странная процессия. Впереди церковный служка нес хоругвь со святым Георгием, следом на статном боевом коне ехал рыцарь, с ног до головы одетый в железо. Два оруженосца несли за ним длинное копье с кедровым древком и тяжелый двуручный меч. Позади всех семенили священник и несколько монахов, которых всегда и повсюду много.
Хотя забрало у рыцаря было опущено, Жак признал его по коню и доспехам. Это был сеньор Ноэль, племянник старого барона де Брезака. Возле леса шествие остановилось, сеньор Ноэль опоясался мечом, принял от оруженосца копье и скрылся за деревьями. Пешие слуги и священнослужители заспешили обратно к замку.
Значит, господин баронет решил стяжать славу и сразиться со змеем? В добрый час! Жак немного поглядел на опустевшую дорогу и вернулся к лозам.
Жак работал без обеда и кончил урок засветло. Управляющий на винограднике не появился, и Жак отправился к дому. Еще издали он заметил толпу крестьян, собравшуюся посреди улицы. Из толпы доносились крики и плач. Там, окруженная односельчанами, прямо на земле сидела Ивонна. Она раскачивалась и драла седые космы на непокрытой голове. Ее прерывистый плач разносился между домами.
Соседи объяснили Жаку, что сегодня около полудня змей выполз из ущелья на луг, где паслось стадо, и сожрал разом четырех овец. Две из них принадлежали Ивонне. Теперь у ведьмы из всего хозяйства оставались только черный кот да поросенок, которого она держала в закутке хлева.
«Божье наказание, — первым делом подумал Жак, и сразу же вслед за тем мелькнула ужасная мысль: — Две другие овцы, чьи?..»
У самого Жака было пять овец и корова, надзор за которыми на время отсутствия жены был поручен соседке.
— Будь ты проклят! — завопила Ивонна, ударив сжатыми кулаками в землю. — Узнаешь у меня, как обижать старуху! Добрый сеньор де Брезак убьет тебя сегодня! Убьет!..
И в это самое мгновение раздался лошадиный топот и из-за поворота вылетел конь сеньора Ноэля. Он был в мыле, боевая попона из множества стальных цепочек сбилась набок и волочилась по земле, поднимая страшную пыль. Конь промчался мимо остолбеневших крестьян и скрылся из глаз.
Наступило тяжелое молчание. Крестьяне не больно жаловали молодого баронета, он чаще всех прочих скакал бывало по колосящейся ниве, спеша настигнуть убегающую косулю, но теперь всем вспоминалось Другое.
Когда Гастон Нуарье — рыцарь-разбойник напал на деревню и угнал весь скот, то сеньор Ноэль пустился за похитителем, настиг его и убил, а скот вернул крестьянам, хотя по закону мог забрать себе половину добычи. Да и сейчас молодой рыцарь вышел против дракона, который похищал мужицких овец. И крестьяне жалели Ноэля де Брезака.
— Ай-я-яй!.. — запричитала Ивонна. Она поднялась с земли и, продолжая стонать, заковыляла к своей избушке. Жак тоже поспешил к дому.
На этот раз беда обошла его стороной, все пять овец были целы и испуганно жались друг к другу, запертые в специальном загончике. Корова, привязанная рядом, тревожно косила глазом, а когда Жак входил, шарахнулась от заскрипевшей двери.
Жак протянул ей пучок свежей травы, но корова только вздохнула и не притронулась к зелени.
«Как бы молоко не пропало», — мрачно подумал Жак.
Положение складывалось невеселое. Держать скот дома не хватит кормов, ходить за травой на луг — страшно. А так рано или поздно ненасытное чудище доберется до его живности. Жак думал целый вечер, но не видел иного выхода, кроме того, который сразу пришел ему в голову.
Едва стемнело, Жак постучал в дверь лачуги Ивонны. Ведьма открыла ему и отступила вглубь, разглядывая гостя и щуря воспаленные, лишенные ресниц глаза.
— Заходи, — сказала она. — Зачем пришел?
Жак плотно затворил дверь и сказал в затхлую темноту:
— Мне нужен волчий яд. Много.
— Ай-ай! — старуха появилась откуда-то сбоку, держа в согнутой руке пучок горящей лучины. Подпалила фитиль в плошке с виноградным маслом, коротко взглянула на Жака.
— Кто же травит волков среди лета?
— Не твое дело! — оборвал Жак. — Я плачу, ты продаешь.