Выбрать главу

Через два дня он заявился на грузовике с поднимающейся платформой. Исаак видел такие в городе: с них чинят троллейбусные линии. Тип забрался на площадку, и шофер поднял его на высоту пятнадцати метров. Стрелять в него было нельзя: он не лез на чужую землю, но сделал столько снимков, сколько хотел. В бессильной злобе смотрели Фицджеральды, как он устанавливает на фотоаппарате различные выдержки. Вот тогда все и началось.

На снимки, которые облетели всю страну, первыми отреагировали старухи из «Общества защиты животных» и разных религиозных объединений. Размахивая газетами и какими-то бумажками, они пытались ворваться на плантацию.

Фермеры еле отбились от полоумных фурий — стрелять по старухам было опасно.

Затем пожаловал преподобный Айк Хоггарти со своими кисло-сладкими речами. Компания устроилась под навесом. Выпили по стакану виски с содовой (подавать пастырю виски без содовой было неприлично) и выпроводили преподобного восвояси.

После этого на ферму зачастил почтальон. Он приносил вороха писем с угрозами и увещеваниями. В письмах требовали, чтобы они вспомнили о боге и забыли о дарвинизме, о котором Фицджеральды никогда в жизни не слышали. На десятый день у самого их дома на холме запылал крест.

Это был конец.

Они появились как всегда ночью. На два предупредительных выстрела из дробовика ответило несколько десятков револьверных выстрелов и дикий вой сотен глоток.

Над забором показались белые балахоны куклуксклановцев, и вскоре модные штиблеты топтали плантацию. Свет автомобильных фар осветил участок.

Фицджеральды были уже связаны и лежали под навесом. У Исаака шла кровь: ему пробили голову, когда отнимали двустволку.

Внезапно суматоха несколько стихла. Белые колпаки смотрели черными прорезями в одну сторону. Там, в свете фар, появились новые члены клана в более темных шелковых балахонах.

— Это — Великий Дракон штата, — хриплым шепотом сообщил старик.

Великий Дракон вместе со свитой вышли на более освещенное место.

— Братья! — вдруг закричал он зычным голосом, и Фицджеральды узнали голос шерифа. — Братья, уничтожим это гнездо коммунистов-дарвинистов, которые хотят превратить всех добрых американцев в «красных»! Во имя бога и Америки срубим эти дьявольские деревья! Рубите, братья! — Крик перерос в истошный вопль.

Как по команде, в руках братьев заблестели топоры. Рев ночных гостей смешался с ревом коров.

Началась порубка.

После первых же ударов топоров на стволах деревьев показалась кровь. Сначала никто не понял, что это такое. Но потом фары выхватили из темноты кровоточащие темно-красные раны, и толпа совершенно обезумела.

Стволы рубили возможно выше, там, где кровь лилась струей. В предсмертной агонии ревели несчастные животные, в углу участка, политые бензином, горели уже срубленные, но еще недобитые существа. Оттуда несся такой рев, что по спине бегали мурашки.

Через два часа все было кончено. Залитые кровью куклуксклановцы исчезли со двора. Сквозь густой бензиновый дым был виден только огонь.

— Исаак! — сказал старик. — Мне показалось, что среди них был этот Бенжамен!

— Мне тоже, отец! — ответил сын.

Марк тихо застонал, ему здорово досталось.

— Но он не рубил, Исаак, — продолжал Джон.

— Он командовал, отец… Дай-ка я развяжу тебе руки, я перетер веревку о плуг.

Утром, когда старик с сыновьями ждали подхода чикагского 8.40, мимо них по перрону прошла группа хорошо одетых людей. Они вполголоса о чем-то говорили. Вокзальный полисмен притронулся к фуражке двумя пальцами и фамильярно-почтительно что-то сказал одному из них. Джентльмены рассмеялись и ответили.

Добродушное лицо полисмена расплылось в улыбке, а люди прошли мимо и сели в вагон первого класса.

Исаак подошел к скучающему стражу порядка.

— Хелло, босс, кто этот парень, с которым вы только что говорили? Мне сдается, я знаю эту птицу!

Полисмен оценил его взглядом:

— Вряд ли, сынок! Это Бен Фицджеральд, парень из банды Тонни-морковки. Говорят, его правая рука. Похоже, он немного того, — полицейский покрутил пальцем у виска. — Рассказывают, что он разрабатывает все операции банды и очень любит наблюдать, как они осуществляются. Никто не знает, откуда он взялся в наших краях. Но никаких улик против него нет. Запомни это, сынок!

Святослав Логинов

СМИРНЫЙ ЖАК

И рыцарь Ноэль, Сеньор де Брезак, вышел

против чудовища и сразил его.

Хроника луанского рыцарства

Ночью то и дело принимался хлестать дождь, ветер налетал порывами, но, не сумев набрать силы, гас. Однако к утру непогода стихла, лишь косматые клочья облаков проносились по измученному небосклону. Главное же — града не было, а дождь не повредит ни хлебу, ни виноградникам, разве что вино в этом году получится чуть кислей и водянистей обычного.

Но о вине пусть печалится господин барон, Жаку до него дела нет, а капусте, которой у Жака много, дождь пойдет даже на пользу.

Как обычно, Жак поднялся до света и вышел посмотреть на небо. Ночное буйство еще давало себя знать, но уже было видно, что день окажется погожим. Среди разбегающихся туч глаз уловил мелькнувшую серую молнию. Верно, то Ивонна — деревенская ведьма пролетела верхом на черном коте и, разъяренная неудавшимся колдовством, канула в дымоход своей лачуги. Можно понять злость колдуньи: всю ночь накликать бурю и в результате всего лишь полить мужицкие огороды.

Первым делом Жак пошел проверить поле. Тропка через заросли крапивы и лопухов вывела его к посевам.

Хлеб в этом году родился на диво богатый. Колосья высоко несли тяжелый груз, и дождевая влага, запавшая между щетинками усов, казалась каплями живого серебра.

Жак быстро прошел чужие полосы. Его клин был крайним, ближним к лесу и потому особенно часто страдал от нашествия непрошенных гостей. Вот и сейчас Жак издали увидел, что его худшие опасения сбылись. Край пашни был смят, истоптан, изрыт.

Жак подбежал к посевам и опустился на корточки, разглядывая землю. Уже достаточно рассвело, и на потемневшей от дождя почве были отчетливо видны следы кабанов. Значит, не помогло верное средство, купленное у прохожего монаха, зря он целый день разбрасывал вдоль межи цветы и корни майорана, повторяя, как учил продавец: "Прочь, свинья, не для тебя мое благоухание!" Кабаны с легкостью перешагнули эфемерную преграду, и теперь с ними ничего не поделаешь: повадившись, они будут являться каждую ночь, пока не стравят весь урожай. И гнать их нельзя — мужик не смеет тревожить благородную дичь господина барона.

В иные дни Жак скрепя сердце пошел бы на псарню и передал бы доезжачим, что появились кабаны. Разумеется, барон не усидел бы дома, и, хотя охотничья кавалькада выбила бы хлеб ничуть не хуже, чем град, дикие свиньи после побоища зареклись бы выходить на поле, принадлежащее Жаку.

Но теперь охотников распугали слухи об огромном змее, облюбовавшем скалы Монфоре. Сам барон сидел в четырех стенах и держал мост поднятым.

Значит, с кабанами придется бороться самому, хотя это и грозит виселицей. И даже не виселицей — браконьеров вешают на дереве в лесу. Страшно, конечно, но отдавать хлеб на разграбление — страшнее. Жак готовился к войне с кабанами с того самого дня, как впервые увидел следы, хотя и надеялся, что майоран отпугнет разбойников.

Вернувшись с поля, Жак прошел за дом, где дымилась на утреннем солнце приберегаемая к осенней пахоте навозная куча. Из самой ее середины Жак вытащил длинную чуть изогнутую палку. Палка как палка, с двумя зарубками по краям. С ней можно пройти через всю деревню, и никто не заподозрит дурного. Поди определи сквозь слой грязи, что она вытесана из сердцевины старого клена, и попробуй узнай, для чего нужны две зарубки. Просто идет человек с палкой, а закона, запрещающего крестьянам иметь оружие, — никто не нарушает.