"Божье наказание, — первым делом подумал Жак, и сразу же вслед за тем мелькнула ужасная мысль: — Две другие овцы, чьи?.."
У самого Жака было пять овец и корова, надзор за которыми на время отсутствия жены был поручен соседке.
— Будь ты проклят! — завопила Ивонна, ударив сжатыми кулаками в землю. — Узнаешь у меня, как обижать старуху! Добрый сеньор де Брезак убьет тебя сегодня! Убьет!..
И в это самое мгновение раздался лошадиный топот и из-за поворота вылетел конь сеньора Ноэля. Он был в мыле, боевая попона из множества стальных цепочек сбилась набок и волочилась по земле, поднимая страшную пыль. Конь промчался мимо остолбеневших крестьян и скрылся из глаз.
Наступило тяжелое молчание. Крестьяне не больно жаловали молодого баронета, он чаще всех прочих скакал бывало по колосящейся ниве, спеша настигнуть убегающую косулю, но теперь всем вспомнилось другое.
Когда Гастон Нуарье — рыцарь-разбойник напал на деревню и угнал весь скот, то сеньор Ноэль пустился за похитителем, настиг его и убил, а скот вернул крестьянам, хотя по закону мог забрать себе половину добычи. Да и сейчас молодой рыцарь вышел против дракона, который похищал мужицких овец. И крестьяне жалели Ноэля де Брезака.
— Ай-я-яй!.. — запричитала Ивонна. Она поднялась с земли и, продолжая стонать, заковыляла к своей избушке. Жак тоже поспешил к дому.
На этот раз беда обошла его стороной, все пять овец были целы и испуганно жались друг к другу, запертые в специальном загончике. Корова, привязанная рядом, тревожно косила глазом, а когда Жак входил, шарахнулась от заскрипевшей двери.
Жак протянул ей пучок свежей травы, но корова только вздохнула и не притронулась к зелени.
"Как бы молоко не пропало", — мрачно подумал Жак.
Положение складывалось невеселое. Держать скот дома не хватит кормов, ходить за травой на луг — страшно. Жак думал целый вечер, но не видел иного выхода, кроме того, который сразу пришел ему в голову.
Едва стемнело, Жак постучал в дверь лачуги Ивонны. Ведьма открыла ему и отступила вглубь, разглядывая гостя и щуря воспаленные, лишенные ресниц глаза.
— Заходи, — сказала она. — Зачем пришел?
Жак плотно затворил дверь и сказал в затхлую темноту:
— Мне нужен волчий яд. Много.
— Ай-ай! — старуха появилась откуда-то сбоку, держа в согнутой руке пучок горящей лучины. Подпалила фитиль в плошке с виноградным маслом, коротко взглянула на Жака.
— Кто же травит волков среди лета?
— Не твое дело! — оборвал Жак. — Я плачу, ты продаешь.
— Дорого обойдется, — проскрипела колдунья. — Сначала яд, потом молчание, коли вдруг в замке или в деревне кто-нибудь скончается скоропостижно.
— Что ты!.. — испугался Жак. — Никто не скончается, — он немного подумал и признался: — Для змея яд.
— А!.. — закричала ведьма. — Для змея? Хорошо. Я ждала тебя, только не думала, что это будешь именно ты, смирный Жак! Что же, тем лучше…
Она выбежала из каморки и тут же вернулась с небольшим мешком.
— Смотри, — зашептала она, — здесь все, что надо. Я научу. Денег мне не давай — даром даю. Ты только барашка возьми пожирнее, а еще лучше поросенка. В жире отрава хорошо расходится. Своего бы отдала да не могу, подохну я без него с голоду. Ты слушай, слушай!..
Глубокой ночью Жак вышел за околицу.
В деревне все спали, только из домика Ивонны сквозь пузырь, вставленный в окно, просачивался свет. Колдунья не ложилась, ожидая результатов мести.
Луна, как и вчера поднялась на лесом. Полнолуние уже миновало, но все равно света хватало с лихвой. Жаку даже приходилось держаться поближе к изгороди из колючих кустов терновника, чтобы с башни случайно не заметили одинокого человека, катящего тележку по ночной дороге.
Вепрь лежал там же в кустах, где оставил его Жак. Первым делом Жак вырезал стрелу — она еще пригодится. Потом острым ножом во многих местах надрезал толстую шкуру зверя. Он нашпиговал тушу резаным аконитом, сыпал в раны белену и волчий корень, пудрил шкуру порошком мертвого гриба, напихал в оскаленную пасть боронца, цикуты и жабьего глаза.
Жак трудился, пока мешок не опустел. Тогда он взвалил истерзанную тушу на тележку и повез ее вглубь леса к скалам.
Дорога медленно поднималась в гору. Хорошо смазанные колеса не скрипели, только мелкие камешки похрустывали под ободами да иногда слышался легкий стук — это тележка наезжала на камень покрупнее. Исчерченная ножом туша кабана громоздилась над бортами. Теперь Жак чувствовал к бывшему врагу почти нежность. Это была удачная мысль: скормить вепря дракону и так разом избавиться от обоих. Если, конечно, змей не сожрет заодно и Жака.
Тропинка раздвоилась, Жак свернул на ту, что поуже. Она зигзагами поднималась к вершине утеса, возвышавшейся над ущельем дракона. Когда, задыхаясь от усталости, Жак вышел к обрыву, уже почти рассвело. С неба неприметно опустилась обильная роса, туман собирался в низины. Лес, окружавший скалу, стоял по пояс в тумане, а круглые башни замка, маячившие вдали, казались отсюда ничтожно маленькими.
Жак подошел к краю расщелины, осторожно глянул вниз. Густой белый туман наполнял ущелье, не позволяя видеть. Вздохнув, Жак отошел от края и прилег неподалеку от тележки. Он был согласен рисковать собой, но не делом.
Придется немного обождать.
Жак, не спавший две ночи подряд, незаметно задремал и проснулся, когда солнце, поднявшееся над кронами деревьев, заглянуло в ущелье и разогнало туман. В ярком свете обрыв уже не казался ни слишком крутым, ни чрезмерно высоким. Если дракон захочет, он в два счета заберется сюда. А в том, что чудовище живет именно здесь, сомнений больше не оставалось. Кусты, раньше покрывавшие дно расщелины, были выломаны и вытоптаны огромными лапами. Особенно пострадали они там, где ущелье сжималось настолько, что вершины нависающих деревьев совершенно скрывали его, образуя подобие пещеры с живым зеленым сводом.
А на голой каменистой площадке перед самым логовом лежало искалеченное тело Ноэля де Брезака. Стальные доспехи были смяты, руки и ноги неестественно вывернуты, сквозь прорези шлема натекла лужа крови. Переломленное копье и двуручный меч валялись неподалеку.
Жак взялся за ручки тележки. Даже если чудища нет в норе, оно скоро вернется и не пройдет мимо отравленной приманки.
Тележка с грохотом покатилась по крутому склону, несколько раз подпрыгнула, перевернулась, одно колесо отлетело в сторону, и, наконец, тележка и истерзанный кабан порознь шлепнулись на площадку внизу. И сразу же, в ответ на раздавшийся шум из тьмы переплетшихся стволов донесся жуткий шипящий звук:
— Кх-х-х!..
Жак, едва удержавшийся на склоне, упал на землю; редкая трава не могла прикрыть его, и он понимал, что если змей взглянет наверх, то сейчас же обнаружит непрошенного гостя. Теперь обрыв казался совсем ничтожным.
Внизу посыпались камни, заскрипело сгибаемое дерево, и из черного провала расщелины одним мгновенным рывком выдвинулась голова змея. Быстро перебирая чешуйчатыми лапами, он выбрался из норы, сильным ударом отбросил в сторону доспехи баронета.
Массивная лапа поднялась второй раз и ударила вепря. Громко хрустнули кости.
Жак, вжавшись в землю, затаился между кустиками иссопа и глядел, не в силах отвести глаз.
Нет, это был не тот игрушечный змей, которого с такой легкостью пронзает на иконах скачущий Георгий Победоносец. В ущелье разлегся настоящий дракон, покрытый несокрушимой броней, вооруженный острым гребнем вдоль спины и всесокрушающего хвоста. Кривые когти напоминали мавританские сабли, а клыки в открытой пасти были почти полутора пядей длиной. От морды до хвоста в чудовище насчитывалось не меньше тридцати шагов.
Дракон наклонил пасть над кабаном и, блеснув клыками, оторвал ему голову. Лапа нетерпеливо рванула тушу, распоров вепрю брюхо. Издав знакомый шипящий звук, дракон окунул морду в кровавое месиво. Через минуту все было кончено. От кабана не осталось даже костей, и дракон разлегся на солнце, прикрыв маленькие пронзительно красные глазки морщинистыми нижними веками. Тонкий раздвоенный язык метался между оскаленных зубов.
Солнце поднялось совсем высоко, отвесные лучи немилосердно палили, над известковыми утесами, переливаясь, дрожало прозрачное марево нагретого воздуха. От сухой травы тянуло душным пряным ароматом. Из ущелья поднималось зловоние. Голова кружилась, склоны плыли перед глазами. Но уходить было нельзя, во-первых, потому, что малейшее движение могло привлечь внимание лежащего чудовища, а во-вторых, Жак знал, что если уйдет сейчас, то уже никакими силами не заставит себя вернуться и проверить действие яда.