Эстрада — бастионы старинного града!
Волны Дуная — места для зрителей!
Слушайте! Слушайте! Слушайте!
— О! — воскликнула мелузина Йозефина. — Золотая братиславская мельница — высшая награда для певца! Я должна ее получить!
И не медля заявила о своем участии в конкурсе, а потом полетела в клуб писателей, чтобы кто-нибудь из братиславских поэтов сочинил для нее новый великолепный текст новой великолепной песни.
Да не так-то легко простому, ничем не примечательному ветру попасть в клуб писателей.
— Ваш членский билет! — остановил мелузину Йозефину строгий окрик.
— А что это такое — членский билет? — спрашивает мелузина Йозефина.
— Раз у вас нет членского билета и вы даже не знаете, что это такое, — марш отсюда! — окрик прозвучал еще строже прежнего. — Я здешний вентилятор Имрих. Овеваю и высушиваю чернильные пятна на пальцах словацких писателей, дую на суп, чтобы ни один из них не обжег свой прекрасный поэтический язык, да вдобавок сдуваю с клубного порога каждого, у кого нет членского билета.
Но мелузина Йозефина не испугалась, поведала вентилятору Имриху, какое важное дело привело ее сюда, и попросила:
— Впустите меня, милый вентилятор Имрих, ведь мы с вами родня!
Это подействовало. Вентилятор Имрих очень гордился своим родством со всемирно известными ветрами.
— Гм, — пробормотал он уже куда приветливей. — Знаете что? Впустить-то я вас не могу, но постараюсь помочь. За долгие годы, что я тут служу, я и сам поднаторел в сочинительстве. Подуйте вместо меня на суп поэта Ямбовича, а я тем временем сочиню для вас новый великолепный текст великолепной песни.
Сказано-сделано: мелузина Йозефина стала дуть через форточку на суп поэта Ямбовича. Дует и дует, а вентилятор Имрих все думает, и думает, и думает…
А время идет, конкурс на приз Золотой братиславской мельницы уже начался.
На четырех бастионах Братиславского града выступили лучшие поющие ветры со всех концов земли. На северном бастионе пели северные ветры, на южном — южные, на западном — западные, на восточном — восточные. На прекрасном голубом Дунае устроители конкурса расставили тысячи удобных волн, на них уселись ветры-слушатели. А ветры, которым не хватило волн, толпились в парке на берегу, там были стоячие места. Ну а галерка — ясное дело — была на мостах.
Публика собралась разборчивая, но аплодировала горячо. Уж коли кто из поющих ветров ей нравился, поднимался мощный вихрь — разом начинали дуть все ветры-слушатели. В такие минуты не у одного из гуляющих по набережной жителей Братиславы слетела бы шляпа, да предусмотрительные братиславцы подготовились к этому культурно-ветренному мероприятию: в тот день они шпагатами крепко-накрепко привязали шляпы к ушам.
А ветры пели. Пели ветры равнинные и горные, ветры континентальные и морские. Адриатическая бора[5] до слез растрогала публику песенкой о чехословацком туристе, умирающем от несчастной любви на берегу моря (он полюбил югославское мороженое, а в кармане у него не осталось ни динара). Грациозному мистралю из Франции пришлось несколько раз повторить свой куплет: «Силь ву пле, бонжур, мерси — лезет лев, пардон, в такси». Огромный успех достался на долю пурги. Когда звучал припев ее песни: «Я родная дочь бурана, прилетела из Кургана» — аплодировали не только ветры в зрительном зале, но и крыши некоторых домов. Только слышался треск черепицы, словно хлопали крыльями птицы. Первый приз — Золотую братиславскую мельницу — получил ураган Вили-Вили с Кокосовых островов: он и пел чудесно, и имя у него было такое красивое, симметричное.
Трижды вызывали на эстраду и мелузину Йозефину, но она так и не показалась. Ждать ее никто не стал, раздали грамоты и сувениры и завершили конкурс гимном ветров, который пропели хором и ветры-певцы и ветры-слушатели. Могучий напев разнесся над городом, так что в клубе писателей на стене задребезжали портреты национальных деятелей, а на столе перед поэтом Ямбовичем подпрыгнула и перевернулась тарелка, к счастью, уже пустая.
— Что это? — удивилась, выглянув из форточки, мелузина.
— Это гимн, который означает, что конкурс на приз Золотой братиславской мельницы завершен, — ответил хорошо информированный поэт Ямбович, в то время как вентилятор Имрих все еще пребывал в задумчивости.
Услыхала это мелузина Йозефина, горько заплакала и, утирая слезы, стала упрекать медлительного Имриха — мол, он во всем виноват: зря она старалась, зря дула что есть мочи, он так ничего и не сочинил, и вот конкурс, где она могла бы занять первое место, завершен.