— Ну, здесь вопрос не только и не столько времени. Начальная реальная «морская» фаза путешествия создает предпосылки правильного психологического настроя. Все равно межзвездный корабль декорируется под такой же парусник или круизный лайнер. Замена визуальных и вестибулярных ощущений — первооснова путешествия. На плоту космопорта ты пересаживаешься с одного корабля на другой — и всё.
— И всё. Месяц в пути, гуляя по палубе, танцуя по вечерам, встречая нарисованные закаты и смоделированные рассветы, флиртуя со стюардами… Знаешь, я бы не отказалась от подобной поездки.
— Исключая стюардов, я тоже.
— Если уж зашла речь о стюардах — ты не голоден?
В одной из кают, сразу названной камбузом, они нашли биоблок, выдающий до шестнадцати килограммов живой массы в сутки, что многократно превышало их потребности, и стандартный набор кухонных принадлежностей. Кроме того, маленькие горшочки с натуральным и вполне съедобным салатом, были запрятаны по всему судну в самые странные места, и Маджента сочла возможным использовать несколько листочков в пищу.
В другой каюте Нэй нашел два пыльных шезлонга и вынес их наверх. Пустая бочка стала обеденным столом. Мадж сервировала обед, как смогла. Розовато-сизая губчатая биомасса не шокировала Нэя — все-таки он проработал всю жизнь над тем, чтобы она казалась людям чем то более аппетитным, и пробовал ее раньше неоднократно. Листья салата были восприняты как деликатес именно из-за своей реальности, так-то — трава травой.
Проворочавшись до утра, по-стариковски охая, они выбрались на палубу. Солнце светило сквозь густой туман. Сияющее молоко окутывало судно. Несмотря на безветрие, они уверенно скользили вперед.
До полудня туман так и не рассеялся. Почему-то Нэй почувствовал, что не очень доверяет своим часам. Маджента на камбузе изучала опреснитель и тихонько пела по-португальски.
Нэй поднялся на капитанский мостик. Как и ожидалось, для управления судном имелся штурвал. Красивый, аутентичный штурвал. Хочешь — крути его влево, хочешь — вправо, ничего, включая курс корабля, от этого не менялось. Не было ни компаса, ни астролябии, ни секстанта, ни прочих приборов, названия которых остались в памяти из детских книжек.
— Я не могу понять, — за вторым уже обедом сказал Нэй жене, — что здесь реально, а что нам лишь кажется. Гардеробная комната, которой не было вчера, заполненная одеждой нашего размера. Всякие мелочи, появляющиеся, пока ты отворачиваешься в другую сторону — что это?
— Это гетское судно, — сказала Маджента, — что ты знаешь о гетах?
Ни в тот день, ни на следующий космопорта не было. Светящийся туман по-прежнему не рассеивался. Вопрос о гетах стал действительно актуален. Нэй не находил себе места из-за Мадженты. Если предположить хотя бы на мгновение, что каким-то неведомым образом деревянная развалюха могла захватить их сознание до такой степени, что они не заметили пересадки на настоящий корабль, то Мадж находилась в смертельной опасности. Достаточно было вновь отключиться импланту — а Нэй был уверен, что в настоящий момент металлические контакты на какое-то время снова нашли в мозгу свои нейронные связи, — и она умрет. Осознав невесомость или многократные перегрузки, даже находясь в стандартном полуанабиозе, Маджента вряд ли смогла бы противостоять стрессу.
Как не смогли тысячи и тысячи первопоселенцев на сотни лет раньше. Межзвездное пространство покорилось физически, но не психологически. Прыжки калечили людей, одних — сразу, других — спустя годы.
Кроме того, в новых, красивых и ласковых, но негостеприимных мирах теряли способность к размножению даже насекомые, не всходили земные растения, оставляя людей без «кормовой базы». Пять-шесть простейших бактериальных культур и тупое клонирование белковых дали простую пищу, но не стали панацеей. Первая волна экспансии захлебнулась, почти не начавшись.
Но Нэя не волновали судьбы мира — он боялся за Мадж.
Эти первые три дня они мало разговаривали, каждый по-своему осмысливая произошедшую в их жизни перемену.
— Скорее иди сюда! Нэй! — услышал он из трюма, где тщетно пытался найти хотя бы признак силовой установки или любого другого механизма.
Маджента, перегнувшись через борт, во все глаза на что-то смотрела. Нэй встал рядом.
— Это рыбы, — сказал он недоверчиво. — Мадж, это рыбы!
— Значит, мы уже не дома, — сказала она.
И повторила, пробуя на вкус:
— Не дома!
А через несколько часов туман начал рассеиваться.
Крошечный атолл, один из сотен, разбросанных в море вокруг их судна, лежал прямо по курсу. В переливающихся малиновым и сиреневым сумерках они едва разглядели на берегу крошечный причал со скособоченными фонариками. Рядом стояло десятка два приземистых хижин, крытых пальмовыми листьями. Всюду мелькали огни и огоньки, вспыхивали фейерверки, слышался смех и музыка.
— Ты видишь то же, что и я? — привычно спросил Нэй.
Как только трап с гулким стуком упал на причал, супруги Солбери чинно сошли на берег. Огоньки двигались к ним — целая толпа детей втекала на причал. В одежде аборигены ограничивались набедренными повязками. При ближайшем рассмотрении сходство с детьми было очень поверхностным. Дистрофичные низкорослые существа с факелами в руках, распевая «Гет лама! Гет лама!», окружили Нэя и Мадженту танцующим кольцом и повлекли в селение. Их фасетчатые глаза и удлиненные в хобот губы создавали редкое ощущение полной безопасности — Нэй по-прежнему воспринимал их детьми.
От ближайшего прибрежного костра поднялся человек. В шортах и белой рубахе нараспашку, загорелый, коротко стриженый, с прямыми седоватыми волосами и такой же бородкой. Широкоскулый, светлоглазый, уверенный в себе и окружающем мире. Подойдя ближе, он церемонно поклонился.
— Меня зовут Хэм, — представился человек. «Или тебе хочется, чтобы тебя звали Хэм», подумал Нэй. — Рад вас приветствовать на Новой Карибе. Здесь редко бывают гости, особенно гетские путешественники.
Уже через несколько минут, скинув ненужные пальто и сидя на теплом песке, Нэй, Мадж и Хэм чокались гранеными стаканами. «Это ром, Нэй! Какой чудный ром!», хохотала Маджента. Через полчаса они ели только что пойманную рыбу, поджарив ее на шпажках над костром. Час спустя Хэм уже предлагал им отдельный остров совсем неподалеку, чтобы можно было плавать друг к другу в гости на хрупких пирогах.
— Вы рассказываете удивительные вещи про ваш мир, графиня. Здесь, конечно, нет таких штук, от которых рыба превратилась бы в мясо, а бунгало в дворец. Но у нас отличные вина, развитая торговля, все стоит дешевле пальмовых листьев. Для людей в возрасте работают великолепные геронтологи. Вон там, — он ткнул пальцем куда-то в море, — живет мой сосед. Ему скоро сто двадцать, и это ничуть его не беспокоит. Туземцы на редкость дружелюбны…
— Мнят вас богом? — невинно вмешалась Мадж.
— Скорее проявлением божественного легкомыслия, — засмеялся Хэм. — Они считают нас детьми и всячески заботятся и оберегают от невзгод. Мы же не умеем разговаривать!
Кончился ром, погас костер. До того, как уйти спать в предложенное им бунгало, Нэй и Мадж постояли на берегу, глядя на ослепительный ковер звезд в небе и в море.
— Я правильно поняла, — поинтересовалась Маджента, — что его смутил код нашей планеты? Когда он предложил помочь с переоткрытием счета?