— Съёмные разумные рога. У кого такие есть?
— Ладно. Держись только двумя руками.
И Мона резко набрала высоту. Пох Потрох заметно отстал. Чем выше, тем он слабее? Или наконец отлип от меня? Что же мы видим внизу?
Большая плешь, обрамлённая двумя широкими кольцами: горелым лесом и мёртвым лесом. И плешь эта посреди зелёного ковра леса живого. Как мёртвый глаз титанической рептилии.
Живой лес уходил в одну сторону за горизонт, а с другой стороны упирался в горы. Кое-где бликовали речки и большие озёра.
— Мона, к горам летим. И чуть пониже, пожалуйста, а то подробностей не разглядеть.
Мона плавно развернулась и пошла снижаясь в сторону гор. Я вскочил на ноги, раскинул руки и запел торжественную песню летающих котов.
Ветер пытался меня сдуть, и пришлось стоять согнув одну ногу, а вторую отставив назад для упора. Ну и сильно наклонившись вперёд.
— Можешь не орать так противно?
Да что ты понимаешь в кошачьих песнях. Каждая шерстинка на теле билась от восторга. Ну, или от ветра с восторгом. Пернатым змеям не понять. Всё испортила.
А вот и дымок! В предгорьях кто-то жёг костёр. А дальше в горы, дымок побольше, прямо дым из трубы.
Пох возник практически вплотную и зашептал в ухо:
— Кискин пальшой певуний! Летяка не оценяет. Летяка — высоко себяставка. Плевака в душку. Кискин отомстяка! Токазун и величавый!
Я отмахнулся клинком, и две половинки шептуна отстали от нас, срастаясь друг с другом. Что за болезненный бред? Без вина не разберёшься.
Большая стая крупных птиц поднялась над лесом, заорала хором нечто вроде: «Гарна карма!» и стремительно удалилась. Ну и зря. Я фанат воздушного боя.
— Облетаем маленький дымок низко!
— Слушаюсь, командор!
Шутит. Но слушается. Зелёное море леса ринулось навстречу, и пришлось сесть и вцепиться в змеиную шерсть двумя руками. Нам необходимо седло. Где ты, Лютик?
Белая туша Лютика промелькнула под нами в просвете между деревьями. Насколько я успел заметить, Лютик сидел на полянке у костра. И не один.
— Мона назад! Садимся.
— Да как я тут сяду?
Точно. Густой высокий лес не лучшая посадочная площадка.
Мона снова набрала высоту и пошла по плавной кривой вокруг места, где только что был дымок. Но вот теперь дымка там не было. Шифруются. Я бы тоже на их месте зашифровался.
— Сбрасываешь меня прямо туда. Летишь к большому дыму исключительно на разведку. Возвращаешься — подбираешь. Буду на самом высоком дереве сидеть.
— Как скажешь.
Мона спикировала к деревьям. Я собрался прыгать, но был крепко обвит поперёк тушки концом змеиного хвоста и нежно посажен на высокую ветку. Мона ударила крыльями и ушла ввысь, верхушки деревьев вокруг качнулись, но я уже крепко держался. Какой комфортный десант!
Условный противник затаился в густом подлеске. Лютик, я иду! И великий Ра как безумная белка запрыгал от ствола к стволу. Вон тот просвет — полянка с затоптанным кострищем.
Однако хитрый Ра не станет на неё выкатываться и подставляться. Срубим ветку, густо поросшую листьями, и возьмём её в зубы. Перво — рыжее пятно станет меньше, а второе — изменится силуэт.
Я чуял четырёх затаившихся. Страх, ужас, страх и настороженность. Настороженность — это Лютик. Задача — прыгнуть ему прямо на спину. И я это сделаю.
Тихосенько шажок. Диспозиция дичи? Не изменилась. Меня нет, я — муравей во тьме норы, я — ручей неподалёку и вообще ветка с горькой корой. Тихосенько шажок.
— Ра, может хватит кустом прикидываться?
Убью гада. Длинный прыжок, и Лютик ныряет с переворотом навстречу. Он пнул меня в полёте ногой в живот, слишком быстро и точно, но я успел его щёлкнуть хвостом по носу.
И выплюнул ветку изо рта.
— Кому костры жгём?
— Ты с этой твари свалился?
— Я передам, как ты её называешь.
— Не надо.
— Так кому костры?
— Местные своему поху грибы жгли. Эй, выходите. Это великий Ра. Он вас не съест. Ну может только покусает немного.
Местные не выходили. Но уже боялись чуть меньше.
— А ты как с ними задружил?
— Я не дружил. Я медведя положил тут недалеко. И они за мной увязались. Их то ли подарили, то ли продали, я не понял.
— Работорговлей значит занялся?
— Ра, их папа перед смертью решил, что со мной безопаснее. А убивать рука не поднимается. Не за что.
— Так это гарем! Ты же покажешь свой гарем другу?
Лютик скривился и гаркнул в кусты.
— Вышли на свет! Быстро!
Кусты зашевелились, но никто так и не вышел, потому что нас накрыла тень, и Мона позвала своим непростым голосом:
— Раа!
Вот теперь из этих кустов точно никто не выйдет. Тень исчезла, Мона поднялась выше кружить и ожидать. Она честно сообщила, что вернулась из разведки, и я могу лезть на самое высокое дерево.
— Что за птица?
— Это Мона. Она летает.
— Вижу. Ладно, Ра. Что сказать хотел?
— Привет.
— Понятно. Это всё?
— Нет. На Мону седло нужно позарез. Чтобы руки освободить.
— Сами как-нибудь. Я в горы иду.
— Зачем?
— Там кузнецы живут.
— Кто сказал?
Лютик снова поморщился как от кислого и еще раз рыкнул в кусты:
— Вышли и встали по росту!
Из кустов выбрались три бородатых, русявеньких, коротконогих недомерка в клетчатых юбках.
— Чтобы ты не сомневался, Ра — это девушки из приличной семьи. Очень набожные. Каждый день своему поху грибы жгут.
— И как тебе такое сокровище досталось?
— Говорил уже.
— Да я не очень понял.
— Медведя порвал. Большого, кстати.
— Понятно. Они разумные?
— Кажется.
Лютик неожиданно присел и запищал тонким голосочком:
— Пох Попихох!
Бородатые девушки упали на колени и воздев руки чётко хором отозвались в ответ:
— Попихох Пох Пох!
Прикольная кричалка. Точнее, пищалка. Белый котяро выпрямился и спросил:
— Видел?
Да. Я видел. Лютик вляпался в какую-то местную муть.
— А зачем тебе кузнецы в горах?
— Надо же куда-то идти. Мне намекнули, что набожные девы в горах на вес золота.
— Кискин, трук!
Неожиданно пискнула крайняя девушка, поднимаясь с колен. Какая интересная раса. Если у них девушки бородатые и настолько поперёк себя шире, то каковы их мужики? Стоп. Этот акцент мне знаком.
— Как зовут?
Девушка потупилась.
— Не скажет. Им нельзя. Какое-то грибное суеверие.
— Лютик, если что, вызывай нас с Моной. Жгите грибы и будьте спокойны, мы прилетим.
— Да мы и так спокойны. Мона тоже местная?
— Мона из аквариума. Полезу-ка я на вон то дерево. С вами хорошо, но на дереве лучше.
Быстро поднявшись на самый верх, я срубил тонкую вершинку, чтобы Мона меня увидела. Пох Потрох опять прилип к уху:
— Пелый — сильно непослушник! Ували, ували его, Кискин, во утвежуний величавости! Кискин авторитеткин пес прекословий!
Вот тварь. Кажется я начинаю понимать, что оно такое. Как от этого пса прекословий избавиться?
Накрыла тень, гибкий хвост сорвал меня с дерева и усадил на место. Очень хорошо. Мона усадила меня себе на голову, а не на спину. Лес внизу удалялся.
— Хочешь посмотреть, что нашла?
— Ага. Очень хочу. А ты умеешь на спине летать?
— Вот так?
И пернатая змея перевернулась, сложив крылья. Ааа! Невыразимый кайф. На одних рефлексах я отпустил шерсть, за которую держался, кувыркнулся и уже сидел на её горле под челюстью.
Мы падали почти две секунды, а потом Мона ударила крыльями о воздух и пошла стрелой вверх. Я обхватил её ногами, вцепившись в чёрную шерсть одной рукой, а вторую направил в зенит, выпустив клинок. И завыл, как в атаке. Какое седло? И без седла чистое счастье.
Когда земля под нами стала выпуклой, и вдали, на её поверхности, замерцал океан, я заткнулся, потому что стало трудно дышать. Но красота происходящего потрясала.
— Давай, стряхни меня не используя хвост!