Ах, Мора! Живот Кайлы перевернулся. Я говорила тебе не уходить.
— Коснись вот этого, — Блу указала на большую чёрную чашу для гадания. Она криво стояла на коврике, нетронутая с тех пор, как Мора её использовала.
Кайла не думала много о гадании, зеркальной магии или о чём-то, что должно было бы проложить трубы по таинственному эфиру пространства и времени для того, чтобы фактически безобразничать на той стороне. Технически гадание не было опасно; это просто созерцание зеркальной поверхности. Но практически оно часто предполагает отделение души от тела. А душа была уязвимым путешественником.
Последний раз, когда Кайла, Персефона и Мора спутались с зеркальной магией, они случайно заставили сводную сестру Моры, Нив, исчезнуть.
По крайней мере, Кайле Нив никогда не нравилась.
Но Блу была права. Чаша для гаданий, возможно, содержит множество ответов.
Кайла сказала:
— Хорошо. Но не касайся меня. Я не хочу, чтобы ты сделала всё сильнее, чем оно есть сейчас.
Блу подняла руки, как бы доказывая, что у неё нет оружия.
Неохотно Кайла дотронулась до края чаши, и темнота тут же накрыла её через видения. Она спала, грезила. Падала в бескрайнюю чёрную воду. Зеркальная версия её взлетела к звездам. Металл уколол её щеку. Волосы прилипли в уголке рта.
Где во всем этом была Мора?
Незнакомый голос бубнил в её голове, скрипуче, насмешливо и певуче:
«Королевы и короли,
Короли и королевы.
Синяя лилия, лиловая Синь.
Короны и птицы.
Мечи и вещи.
Синяя лилия, лиловая Синь».
Внезапно она сфокусировалась.
Она снова была Кайлой.
Теперь она видела то, что видела Мора: трёх спящих — светлого, темного и промежуточного. Знание, что Артемус был под землей. Уверенность, что никто не покидал тех пещер, если не был вызван. Понимание, что Блу и её друзья были частью чего-то более огромного, чего-то безбрежного, растягивающегося и медленно просыпающегося...
— БЛУ! — взревела Кайла, так как она поняла, почему её усилия внезапно стали настолько успешными.
Конечно же, Блу касалась её плеча, усиливая всё.
— Привет.
— Я просила не трогать меня.
Блу не выглядела извиняющейся.
— Что ты видела?
Кайла всё ещё пребывала в другом сознании. Она не могла избавиться от мысли, что она готовилась к бою, который, так или иначе, уже вела.
Она не могла припомнить, когда побеждала в последний раз.
НИЖЕ
У Моры Сарджент было мучительное чувство, что время остановилось. Не в том смысле, что оно перестало идти. Только будто оно перестало бежать вперёд в том смысле, о котором она привыкла думать как об «обычном способе». Минуты складывались с минутами, составляя часы, а затем дни и недели.
Она начинала подозревать, что, должно быть, использовала одну и ту же минуту снова и снова.
Это, возможно, беспокоило некоторых людей. Кто-то, наверное, и вовсе ничего не замечал. Но Мора была не некоторыми людьми. Она начала видеть будущее, когда ей было четырнадцать. Она разговаривала со своим первым духом, когда ей было шестнадцать. Она использовала дистанционное наблюдение за другой стороной мира, когда ей было девятнадцать. Время и пространство были ванной, в которой плескалась Мора.
Таким образом, она знала, что существовали в мире невозможные вещи, но она не верила, что пещера, где время остановилось, была одной из них. Была ли она здесь час? Два? День? Четыре дня? Двадцать дней? Батарейки в его фонарике не сели.
Но если время не двигалось здесь, они тоже не садятся, не так ли?
Она исполосовала фонариком от пола до потолка, пока кралась через тоннель. Ей не хотелось разбить себе голову, но также и не хотелось упасть в бездонную расщелину. Она уже наступила в несколько глубоких луж, и её потёртые ботинки промокли и промёрзли.
Но худшей частью была скука. Бедное детство в Западной Вирджинии оставило Мору с сильной уверенностью в своих силах, высокой толерантностью к дискомфорту и чёрным чувством юмора.
Но это однообразие...
Невозможно рассказать шутку, когда ты один.
Единственный признак того, что время куда-то движется, который был у Моры, заключался в том, что иногда она забывала, кого здесь искала.