– Я и хочу быстро, – торопливо закивал Фань. – Пока не вернулся господин Чу Янь.
– Что?! – Баурджин вдруг уловил в голосе секретаря некую тревогу и озабоченность. – При чём здесь Чу Янь? А ну-ка, выкладывай!
– Я по поводу недавнего приёма здесь, во дворце, – негромко произнёс юноша. – Кое-что в поведении господина мажордома вызвало у меня некие сомнения, не сомнения даже, а что-то такое… В общем, непонятно что.
Баурджин неожиданно расхохотался, услыхав такие речи от обычно логичного и последовательного секретаря:
– Что-то ты такое загнул, Фань, что без стакана не разберёшь!
– Я и сам пока не разберу, господин наместник, – парень хлопнул ресницами. – Одно только знаю наверняка – Чу Янь никогда не преподавал литературу эпохи Тан в одной из престижнейших школ! Более того, он её совсем не знает! Называет себя профессором-«цзы» – а сам не путает Ли Бо с Ду Фу, Ду Фу – с Ван Вэем, и даже, похоже, не знает, что Ли Бо и Ли Бань – это имена одного и того же поэта!
– Ну и что? – усмехнулся нойон. – Я тоже этого не знал, пока ты не сказал.
– Но вы не называете себя профессором, господин! И не преподаёте в школе шэньши литературу эпохи Тан – а ведь Ли Бо, Ду Фу и Ван Вэй – её ярчайшие представители! Это несомненно – Чу Янь лжёт. Думаю, лжёт в целях поднятия своего престижа.
Фань был сильно взволнован, но на Баурджина его слова, честно сказать, произвели не особенно большое впечатление – ну, подумаешь, старик мажордом самочинно, безо всяких к тому оснований, присвоил себе почётный титул профессора танской литературы! Нехорошо, конечно, но не столь уж криминально, как то же мздоимство или почти неприкрытое воровство из городской казны. Подумаешь – профессор кислых щей – и что с того? В конец концов. Чу Янь не в школе шэньши преподаёт, а занимается несколько иным делом, в котором какие-либо литературные познания, грубо говоря, нужны примерно так же, как пятое колесо в телеге. Ну, захотел господин мажордом назвать себя профессором – вполне безобидное желание, у каждого своим причуды.
– Нет, господин наместник, думаю, это всё не столь безобидно, как вам представляется, – секретарь упрямо сжал тонкие губы. – Чу Янь – солгал! Неважно, чем он при этом руководствовался, но – солгал. В том числе – и вам, своему господину и непосредственному начальнику. Пусть по мелочи, но кто лжёт в малом, солжёт и в большем. Чу Янь нечестен – и это несовместимо с его должностью.
– Во, даёт! – глядя на разошедшегося парня, присвистнул князь. – Ты что же, советуешь мне его уволить?
– Да, господин! – Фань кивнул с полным осознанием собственной правоты. – Нечестные люди не должны служить во дворце, ибо по каждому народ судит обо всех.
– Ну, подожди, подожди, – замахал руками Баурджин. – Дай подумать. Вообще, все кадровые дела не сразу делаются, тут можно таких дров наломать, что потом три года расхлёбывать.
Юноша лишь молча поклонился, прижав руку к сердцу.
Отпустив секретаря, наместник задумчиво покрутил в руке гусиное перо, затем обмакнул её в тушь и быстрыми уверенными движениями набросал на бумажном листке иероглифы – «Чу Янь».
А если допустить, что старик мажордом не просто солгал из желания поднять свой престиж? Если он вообще не тот, за кого себя выдаёт? Если он, скажем, шпион Южной империи? Управитель дворца – неплохая должность для шпиона. Хотя, с другой стороны, что касается наиболее важных дел, так Баурджин никогда не отдавал относительно них никаких письменных распоряжений, да и устные передавал только лично, тому же Инь Шаньзею, например. А что передавал? Что они тут, в кабинете, обсуждали? А всё! Зверски убитых караванщиков обсуждали? Конечно. И фальшивый караван, который курсирует по маршруту Ицзин-Ай – Турфан и обратно вот уже третий месяц безо всякого результата, если не считать обогащения некоторых местных торговцев. Никто на караванщиков – отборных, вооружённых до зубов, воинов – почему-то не нападает, несмотря на все слухи, усердно распространяемые Кижи-Чинаем на постоялом дворе Шань Ю и в иных местах. А если предположить, что Чу Янь как-то связан с разбойниками? С той самой неуловимой и жуткой бандой, на время почему-то затаившейся? А, может, затаились, потому что мажордом предупредил об опасности?
Баурджин раздражённо бросил кисть, вспоминая, что они ещё здесь обсуждали. Ремонтников – несомненно! Так ведь Чу Янь их и нанимал! Монахи… любители имбирного пива – пожар в архиве, что, с подачи Чу Яня, что ли? И Фаня… Фаня, с тех пор, как к нему приставили охрану – тоже никто больше не трогал.
Да, конечно, мажордома можно во всём этом обвинить, если, правда, допустить, что он каким-то образом умудрился подслушивать все беседы в приёмной. А как? Стены во дворце толстые, у дверей всегда стоит стража – не прислонишься ухом. И всё же, если допустить…