- А еще мэргэном зовется!
- Мазила!
- Он не может стрелять по священному обо!
- Он попадет, если воткнет дуло в горлышко!
- Кричат под руку! - оглянулся на Волкова красный от злости Мэргэн.
Винтовку в разные стороны тянули физик Лодой Дамба и Костя Громов с черными от постоянного общения с мотором руками.
- А ну, кончайте! - ухватился за приклад Волков. - Обедать пора.
- Иван Михалыч! - взмолился шофер. - Дайте бутылку сбить. Сколько палим, а она стоит, как заговоренная.
- Воздух горячий дрожит, - продолжал оправдываться метеоролог. Бутылка дрожит.
- Кому сказал? Прекратить! - еще строже произнес Волков, отбирая винтовку.
Все притихли. Только Коля Громов ехидно прошептал:
- Конечно, кто не умеет стрелять...
- Ах, вот как! - Иван Михайлович резко повернулся к пирамидальному обо и вскинул винтовку. Сверкающие осколки бутылки разлетелись в разные стороны. Все на миг остолбенели, а потом восторженно закричали.
- Теперь, надеюсь, обедать?
- Конечно, - блеснула черными глазами Анна Семеновна Демьянова, беря биолога под руку. - Чудесные макароны по-флотски ждут вас.
- Э-э-э! - разочарованно протянул Иван Михайлович. - А я подумал, что такой выстрел тянет на гурильтэ-хол.
- Этим блюдом нас угостит повар, которого вы привезли. Кстати, где он?
Волков отдал винтовку Мэргэну и мрачно проворчал:
- Боюсь, нам так и не придется отведать монгольской кухни. Повара нет.
- Как нет? - возмутился Сейфуллин.
- Опять самим стряпать, - пригорюнилась Демьянова.
- Плохая еда - плохие ноги, - философски изрек географ Максаржаб. Плохие ноги - плохая работа.
- Как это во всем аймаке не нашлось одного-единственного повара? продолжал возмущаться геолог. - Смешно, ей-богу!
- Повара, конечно, есть, но желающих поехать в пустыню не нашлось. Присмотрел я одного темпераментного товарища, совсем было уговорил, уже муку вместе покупали. Он все расспрашивал: сколько человек кормить, что мы делаем в пустыне, шибко ли мы ученые люди. "Шибко, - успокаиваю я, шибко". Тут мой повар ни с того ни с сего отказался ехать. "Что случилось? - спрашиваю. - Мы же договорились!" "Не могу, - отвечает, - начальник, не уговаривай..." - "Но почему?" - "Твои люди простые кушанья не привыкли есть. Постоянно меня ругать будут, что я плохой повар, что дурная еда, шибко соленая. Моя душа не стерпит, схвачу нож и наброшусь на твоих людей".
Посмеялись и пошли обедать.
- А Равиль Саидович медведя видел, - сообщила Демьянова, накладывая на тарелки макароны.
- Какого медведя? - удивился Иван Михайлович. - Здесь медведи не водятся!
Все посмотрели на Сейфуллина. Тот аккуратно отделил фарш от макарон, набрал его на вилку, осмотрел недовольно и отправил в рот. Потом показал в окно палатки:
- Под горой колотил образцы на интересном обнажении. Спугнул какого-то зверя с бурой шерстью. Похож на медведя.
Волков задумался.
- Мурзаев считает, что гобийский медведь встречается только в Заалтайской Гоби и то крайне редко. Как зверь может забрести сюда?
- Я от стариков слыхал, - заметил Максаржаб, - что волосатый аламас живет в горах, где много растительности.
- Сейчас ее везде много, - возразил Мэргэн. - Весна дождливая, уровень грунтовых вод поднялся.
- Вечером иду на охоту, - решил Иван Михайлович. - Кто со мной?
Выяснилось, что идти никто не может. Геолог и географ устали, у Мэргэна куча необработанного материала, Коля хотел покопаться в моторе, у Лодоя Дамбы забарахлил фотоэлектронный умножитель.
- Я бы пошла, - заколебалась Демьянова, - да у меня стирка намечена...
- Завтра постираете! Все разбегутся по маршрутам, никто не будет мешать. А то мне одному скучно...
- Ладно, - согласилась Анна Семеновна. - На охоту так на охоту.
- Молодец, Анечка! - обрадовался Волков. - Мы с вами усыпим и обмерим редчайший экземпляр гобийского медведя, а вся эта компания лопнет от зависти.
Коротконогая лошадка, увязая по бабки в песке, резво пробиралась между барханами. Со склонов она почти съезжала, подогнув задние ноги и едва перебирая передними. Цэвэн то наклонялся к шее коня и ложился грудью на высокую луку, то откидывался, упираясь гутулами - высокими кожаными сапогами - в стремена. Все это не мешало зорко посматривать по сторонам: все-таки он ехал через опасные пески Халдзан-Дзахэ. Хорошо, что очки купил, будто вернул молодые глаза.
Солнце клонилось к вечеру, небо потеряло голубизну и стало мутно-серым. Зато склоны барханов окрасились в фиолетовый цвет с той или иной примесью красноты. Непривычному глазу такая окраска показалась бы мертвенной, но Цэвэну, как и любому гобийцу, нравилось сочетание красного и синего. Красными были кисти на праздничной узде (пусть все знают, что он возвращается от дочери!), синим было его дали с высоким стоячим воротником. И в песнях поется о голубом Керулене и вечно синем небе. И светло-серая лошадка его под гобийским солнцем тоже стала синей. Потому и называется она хуху-морь - "голубой конь". Лошади других мастей недолго держатся в удушающей жаре.
Гиблое место кончалось, до ближайшего аила осталось совсем немного. Цэвэн приободрился, привстал на стременах и оглянулся на пройденный путь. Сердце на миг замерло: слева над гребнем бархана почудились синие тени. Неужели?.. Но нет, это были дзерены. Цэвэн недаром в молодости слыл мэргэном - метким стрелком. Ружье само выскочило из-за спины, приклад уперся в плечо, глухо громыхнул выстрел. Охотник не успел как следует разглядеть гибкие стройные фигурки животных и острые, дважды изогнутые рожки, как все уже кончилось. Стадо унеслось по направлению к хребту Хачиг-Ула, добыча осталась на месте.