Когда Дженни наконец улеглась на дневной сон, Элисон зашла в столовую. Там было темно, остро пахло сигарами и парафином. Она раздвинула бархатные шторы, и серый утренний свет озарил разоренный стол: смятые салфетки, бокалы с остатками вина, переполненные пепельницы… Она нашла поднос и стала составлять на него бокалы. И тут зазвонил телефон. Элисон решила, что это, скорее всего, Иви.
— Алло?
— Элисон! — Звонила миссис Фэйрхерст. — Дорогое мое дитя! Даже не знаю, что и сказать. — Элисон нахмурилась. Что, действительно, миссис Фэйрхерст собиралась ей сказать? «Мне очень жаль»? — Это все моя вина. Я только что просматривала свой календарь, чтобы уточнить, когда состоится собрание попечителей фонда в поддержку детей-сирот, и поняла, что вы приглашали нас на ужин сегодня! В пятницу. Вчера вы нас не ждали, потому что мы и не должны были прийти.
Элисон глубоко вдохнула и выдохнула — с огромным облегчением. Она чувствовала себя так, будто невероятный груз упал у нее с плеч. Значит, ошиблась не она. Ошиблась миссис Фэйрхерст.
— Ну… — лгать не было смысла. Элисон улыбнулась. — Да, мы ждали вас сегодня.
— Но вы не сказали ни слова! Вели себя так, будто мы пришли в нужный день, угостили чудесным ужином. И в доме был такой порядок, и вы оба так прекрасно держались! Я никогда себе этого не прощу. Не представляю, как я могла так ошибиться, — наверное, не смогла отыскать очки и записала не на тот день. Вы сможете меня простить?
— О, я виновата не меньше вашего! Никогда не записываю то, о чем условилась по телефону. Вообще, я думала, что сама перепутала дни.
— Вы были к нам так добры! Джок придет в ярость, когда я все ему расскажу. Я собираюсь позвонить ему прямо сейчас.
— Уверена, он поймет.
— В любом случае, я хочу перед вами извиниться. Представляю себе, что вы испытали, когда открыли дверь и увидели нас — разряженных как новогодние елки! Но вы прекрасно вышли из положения. Мои поздравления! И спасибо вам за то, что с пониманием отнеслись к ошибке глупой пожилой дамы.
— Я вовсе не считаю вас глупой, — сказала Элисон жене председателя совета директоров. — По-моему, вы классная!
Когда Генри этим вечером вернулся домой, Элисон готовила говяжью вырезку. Она была слишком велика для них двоих, однако дети могли доесть ее холодную за ланчем на следующий день. Генри приехал позднее обычного. Она успела уложить детей, накормить кота и затопить камин в гостиной. Была уже четверть восьмого, когда она услышала шум его машины на подъездной аллее. Машина въехала в гараж, выключился мотор, хлопнули ворота. Потом открылась задняя дверь, и на пороге появился Генри: он выглядел как обычно, за исключением того что в руках, помимо портфеля и вечерней газеты, держал гигантскую охапку алых роз. Элисон еще никогда не дарили таких огромных букетов.
Ногой он захлопнул дверь у себя за спиной.
— Итак, — сказал Генри.
— Итак, — повторила Элисон.
— Они явились не в тот вечер.
— Знаю. Миссис Фэйрхерст звонила. Она неправильно записала день в календаре.
— Они оба считают, что ты была на высоте.
— Неважно, что они думают обо мне. Важно, какого мнения они о тебе.
Генри улыбнулся. Он подошел к жене, держа букет перед собой, словно готовился его торжественного вручить.
— Как ты думаешь, для кого эти цветы?
Элисон сделала задумчивое лицо.
— Надеюсь, они для Иви. Если кто тут и заслужил алые розы, то это она.
— Я уже попросил доставить ей большой букет. Розовые розы, аспарагус и карточка с благодарностью. Попробуй еще раз.
— Для Дженни?
— Нет.
— Для Ларри? Для кота?
— Нет и нет.
— Сдаюсь.
— Эти цветы, — сказал Генри, стараясь придать голосу торжественность, хотя глаза его блестели как у озорного мальчишки, — для жены вновь назначенного директора по экспорту компании «Фэйрхерст & Хенбери».
— Ты получил повышение!
Он слегка отстранился, и они посмотрели в глаза друг другу. Потом Элисон издала странный звук — нечто между всхлипом и возгласом ликования — и бросилась ему на шею. Генри отшвырнул в сторону портфель, газету и розы и схватил жену в объятия.
Через некоторое время Котяра, потревоженный всей этой суматохой, вылез из своей корзинки и подошел обнюхать розы, однако они оказались несъедобными, так что кот снова улегся и сладко заснул.